животное состояние.
Большой Строченовский переулок, дом 24
Я попал в тяжелые тиски отца. Жаль, что я молод!»; «Я сам не могу придумать, почему это сложилась такая жизнь, именно такая, чтобы жить и не чувствовать себя, то есть своей души и силы, как животное. Я употребляю все меры, чтобы проснуться». Кипели страсти в этом деревянном домишке, … но сгорел он в 90-х, спустя много десятилетий. Сгорел перед самым открытием Музея Сергея Есенина. К счастью, за день до прибытия бесценных материалов о жизни поэта. Домик был подожжен, вспыхнул и сгорел. Его восстановили. И музей существует вопреки чьей-то злой воле. А в том далеком 1912 году, осенью, Сережа ушел из дома отца за славой первого поэта России…
Июнь 1912 года. Учеба в Спас-Клепиковской второклассной учительской школе, наконец, окончена, о чем юный Сережа Есенин получает «Свидетельство № 85». 24 июня в Кузьминском волостном правлении Рязанского уезда и губернии Есенину выдают паспорт сроком на 1 год. Отец Александр Никитич твердо решил: Сережа поедет с ним в Москву продолжать учебу в учительском институте, а пока поработает в конторе хозяина – Николая Васильевича Крылова, где для парня уже оговорено место, соответственно его образованию. Сам-то Александр Никитич сызмальства в лавке Крылова работал: начинал мальчиком на побегушках, рубщиком мяса и вот дослужился до приказчика. За честность и покладистость хозяин его уважает. Вот и сына пообещал к делу пристроить. Но честолюбивый Сергей иное замыслил! Он уже написал свое программное стихотворение «Поэт»: «Не поэт, кто слов пророка // Не желает заучить, // Кто язвительно порока // Не умеет обличить». И много-много других стихотворений. Перед отъездом в Москву он соберет их в тетрадочку и подарит любимому учителю.
Щипок, дом № 30/66
В Москве Сережа поселился у отца в Большом Строченовском переулке (дом № 24). Официально прописался 18 августа. Контора купца Крылова, где ему предстояло трудиться, находилась неподалеку, на Щипке (дом № 30/66). Но недолго работал там будущий поэт. Его угнетали существующие порядки: гордецу претило, что служащие конторы должны были вставать при появлении хозяина или хозяйки, всячески угождать, проявлять смирение, а с глупой хозяйкой он и вовсе разругался, чем очень огорчил и разозлил отца. За самовольный уход из конторы отец отлучил сына от дома. В конце августа – начале сентября Сергей поступил на работу в Книжное товарищество «Культура» на Малой Дмитровке (дом № 1), там и ночевал в подсобке, к книгам поближе. Изредка навещал отца, молча слушал нотации и упреки. Встречались перед работой, в чайной на Щипке, благо, открывались чайные рано, с 5 часов. Мать поэта, Татьяна Федоровна, навещавшая мужа и сына в Москве, с горечью рассказывала об одной такой встрече своей куме: «Ты послушай, кума, ну это не издевательство? Приехал брат его Иван, Сергей со мной сидел. Он уж деваться не знает куда. Мне-то рад, является сам, и мы все идем в чайную. Заказывает он яичницы, колбасы, сдобы к чаю на три прибора, садимся, и Сергей с нами (Иван-то все с ним говорил). Я вижу неладное, а сказать не смею. Вдруг Иван говорит: «А что Сергей не кушает?» – «Он не хочет», – отец отвечает, у меня слезы из глаз так и полились. Ни я, ни Иван не дотронулись до его угощения. Ну, это отец? Чужого добра жаль, ведь чайная-то тоже под его началом». Стоически выносил Сережа отцовские строгие наказания: он верил в свою звезду, в свое предназначение! И оказался прав. Годы спустя, Сергей Есенин говорил Моте Ройзману: «В поэзии, как на войне, надо кровь проливать!»
А домишко тот конторский до сих пор стоит, искусанный временем и ветрами…
Осень 1912 года. К московской жизни Сергей Есенин привыкал тяжело. В мясной лавке купца Крылова, куда определил его отец, Александр Никитич, юноша проработал лишь несколько дней. Ушел. Стезя поэта, о которой он так мечтал, вызывала у отца резкое неприятие. Постоянные конфликты вынудили Сергея уйти из дома. Он нашел временное пристанище на месте своей новой работы – в должности экспедитора в конторе Книготоргового товарищества «Культура» возле Страстной площади. Он пишет своему самому близкому человеку – другу Грише Панфилову: «Был болен, и с отцом шла неприятность. Теперь решено. Я один. Жить теперь буду без посторонней помощи. Ну что ж! Я отвоевал свою свободу. Теперь на квартиру к нему <отцу> хожу редко, он мне сказал, что у них мне нечего делать… Пишу письмо, а руки дрожат от волненья. Еще никогда я не испытывал таких угнетающих мук…». В этом же письме Сережа Есенин знакомит друга со своим новым стихотворением «Грустно. Душевные муки…». Но и работа в конторе, куда он поступил, чтоб быть ближе к книгам, ему тоже не нравится. Вот что Есенин в этот же период пишет подруге, Марии Бальзамовой: «Я не могу примириться с конторой и ее пустыми людьми.
Малая Дмитровка, дом 1
Очень много барышень, и очень наивных. Первое время они меня совершенно замучили. Одна из них, черт бы ее взял, приставала, сволочь, поцеловать ее и только отвязалась, когда я назвал ее дурой и послал к дьяволу. Никто почти меня не понимает, всего двое слушают охотно…». Наверное, кое-кому юноша казался смешным, наивным, но это впечатление было обманчивым. Из письма Грише Панфилову: «Гриша, в настоящее время я читаю Евангелие и нахожу очень много для меня нового… Христос для меня совершенство, но я не так твердо верую в него, как другие. Те веруют из страха: что будет после смерти? А я чисто и свято, как в человека, одаренного светлым умом и благородного душою, как образец в последовании любви к ближнему. Жизнь… Я не могу понять ее назначения, и ведь Христос тоже не открыл цель жизни. Он указал только, как жить, но чего этим достигнуть, никому не известно…». Автору этих строк еще не исполнилось и восемнадцати лет! В феврале 1913 года Есенин уволился из конторы. Продолжались мучительные поиски себя…
Большой Путинковский переулок, дом 1
Этот дом на углу Большого Путинковского переулка и Малой Дмитровки интересен тем, что там бывал Сергей Есенин. Пожалуй, Василия Львовича Львова-Рогачевского (наст. фам. Рогачевский; 1873–1930), критика, публициста, автора книг «Снова накануне»(1913), «Новейшая русская литература»(1919), «Поэт-пророк»(о Блоке; 1921), «Имажинизм и
