Шерли Грэхем часто цитирует произведения самого Дугласа, что придает работе документальный характер и является ее настоящим художественным украшением, так как Дуглас был подлинным мастером художественного слова.
В книге широко использованы работы многих американских прогрессивных авторов. Особенно чувствуется влияние работ выдающегося негритянского прогрессивного историка и общественного деятеля Уильяма Дюбуа, лауреата международной Ленинской премии «За укрепление мира между народами». И это вполне закономерно, так как в жизни и деятельности Дугласа и Дюбуа имеется много общего. Всю общественную и научную деятельность Дюбуа можно с полным основанием рассматривать как продолжение в новых условиях той борьбы, которую начал в 40-х годах XIX века Фредерик Дуглас.
Книга Шерли Грэхем не является только биографическим очерком жизни Фредерика Дугласа. Прочитав ее, наш советский читатель узнает много интересных фактов из истории США. В книге американского автора особенно запоминаются ярко написанные рассказы о войне в Канзасе, о восстании Джона Брауна, о гражданской войне и реконструкции Юга. Даются интересные факты о жизни и деятельности крупнейших деятелей США второй половины XIX века: Уильяма Гаррисона, Уэнделла Филиппса, Джона Брауна, Чарльза Самнера, Авраама Линкольна, автора «Хижины дяди Тома» Гарриет Бичер-Стоу и многих других.
Ценна эта книга с точки зрения популяризации революционных традиций американского народа. Она, несомненно, найдет широкий круг читателей не только среди советской молодежи, но и среди читателей более старших возрастов.
Р. Иванов
«Глаз не свожу я с Полярной звезды. Думаю я о свободе».
(Из старинной невольничьей песни.)
Ему внушали, что он раб, что он должен гнуть спину, ходить смиренно, с опущенным взглядом, жить без мыслей и спать без сновидений. Но каждый удар мотыги о переплетенные корни, каждая узенькая борозда, взбегающая на холм, полет птицы над полем, поскрипывание запряженной волами повозки на дороге— все говорило ему о свободе. Ибо взгляд Фредерика Дугласа был обращен к звезде.
Этому темнокожему американцу так и не довелось узнать точную дату своего рождения. В какой-то месяц и день не то 1817, не то 1818, а может, 1819 года появился он на свет в Тэлботском округе, на восточном побережье штата Мэриленд. Кто были его родители? «Генеалогические древа, — писал он позже в своей автобиографии, — не были распространены в среде рабов. Лицо, играющее некоторую роль в цивилизованном обществе и иногда именуемое отцом, попросту не фигурировало ни в рабовладельческих законах, ни в повседневном быту невольников».
Раннее детство его прошло на небольшой ферме; там вместе со щенятами, поросятами и прочим приплодом, подраставшим на плантации, выращивались и негритянские дети для работы в поле и в сосновом лесу, где собирали древесную смолу. Немногие светлые воспоминания детских лет Фредерика тянулись к бревенчатой хижине его бабки. Помнилось ему, что однажды он прикоснулся к своей матери. Лет с четырех или с пяти он уже никогда не видел ее и ничего о ней не слыхал.
Перед вами история о том, как на скотном дворе вырос и поднялся на ноги Человек. Начинается она в 1834 году от рождества Христова. Эндрью Джексон был тогда президентом Соединенных Штатов, Горас Грили уже приступил к изданию своей газеты в Нью-Йорке. Уильяма Ллойда Гаррисона проволокли по улицам Бостона с веревкой на шее. Рабство было только что отменено повсюду, где развевался британский флаг. Даниель О’Коннелл громогласно призывал народ Ирландии к объединению. Гёте воспевал братство людей, и горное эхо вторило его песне. Льву Толстому было шесть лет от роду, а в Иллинойсе мужал Авраам Линкольн.
«Земля, расступающаяся перед моими вещими воплями.»
Уолт Уитмен
ГЛАВА 1
ФРЕДЕРИК ВЫХОДИТ НА ДОРОГУ
Долгий день приближался к концу. Стоило солнцу уйти за тощие сосны, как вдоль дороги заклубились маленькие столбики пыли. Со стороны залива подул ветерок, перебирая опавшие листья и сухие ветки.
Ворох лохмотьев и всклокоченные волосы, казавшиеся частью болотистой поросли, зашевелились. Настороженно приподнялась темная голова. Она была вся в ранах и кровоподтеках, глубоко сидящие глаза расширены ужасом. На какое-то мгновенье юноша застыл на месте, напряг все мышцы измученного тела, напряженно вслушиваясь в тишину; он был готов тут же нырнуть в густой кустарник. Но вот вечерний ветерок коснулся распухшего лица, юноша облизал растрескавшиеся, запекшиеся губы. Он снова бессильно поник головой, и капля крови тяжело упала на сухие сосновые иглы.
«Воды!» — широкие ноздри благодарно втягивали чуть влажный воздух, прохладный, как сырые кирпичи колодца. Пальцы, покрытые трещинами, судорожно подергивались. Юноше вдруг показалось, что они сжимаются вокруг грубой ржавой кружки, до самых краев наполненной благодатной холодной водой; он увидел старый колодец, вырытый в двух шагах от хижины его бабки, журавль которого был так искусно помещен между двумя сучками спиленного дерева и так уравновешен, что даже самый маленький ребенок мог одной рукой поднять ведро воды. Ворох тряпья в кустарнике забила резкая дрожь. Онемевшее тело юноши возвращалось к жизни. Тихо! Полежи еще немного, дыши медленно!
Оцепенение, сковывавшее все его чувства в течение знойного августовского дня, рассеивалось. В висках стучало. Голова кружилась. Юноша прижимался к земле, сосновые иглы кололи ему губы. В памяти расплывались какие-то лица, звучали странные голоса. Солнце, палящий зной, босые ноги взметают пыль на дороге. Дорога ведет на пригорок. Он видит, как в клубах пыли исчезает бабушка. Ушла и мать, махнув рукой на прощанье. Дорога поглотила обеих.
В сосновом лесу темнота надвигается внезапно. Он опять поднял голову и огляделся вокруг. Белка прошмыгнула мимо и спряталась. И снова полная тишина — ни грубых голосов, ни проклятий, ни собачьего лая. Значит, его не ищут. С собаками-то найти его совсем не трудно! Коуви просто не захотел отрывать людей от работы. Коуви знает, что ему никуда не уйти.
Хозяева, которые отправляли своих рабов на эту узенькую полоску неподатливой земли между заливом и рекой, знали, что собственность их находится в полной сохранности. Эдуард Коуви пользовался репутацией первоклассного «объездчика скверных негров». Все соседние рабовладельцы обращалась к нему, когда возникали какие-нибудь неприятности. Занятие это приносило Коуви большую выгоду. Он мог обрабатывать свою ферму, почти ничего не затрачивая на работников. Подобно искусным объездчикам, которые бесплатно пользуются конями лучших кровей,
