Наполеона, и здесь никто не сможет отказать исследователю в тонкости проникновения в источники и в зоркости художника. Но при этом нельзя не заметить попутно одного обстоятельства, которое в первый момент настораживает, а иного неподготовленного читателя может повергнуть в недоумение. Тюлар в ходе повествования часто как бы противоречит сам себе, давая противоположное освещение одного и того же факта или явления. Так, с одной стороны, Наполеон умело руководит экономикой («дирижизм»), с другой — проявляет полное ее незнание; он — сторонник технического прогресса и одновременно страшный консерватор; он тонко рассчитывает свои ходы в религиозной политике и попадает с нею впросак; он малообразован, не любит книг, вплоть до того, что в дороге выбрасывает их из окна экипажа, и в то же время зорко следит за новинками, поощряет писателей, заботится о национальном образовании. Внимательно вчитываясь в текст, вскоре замечаешь: все эти противоречия — кажущиеся. В отличие от других авторов Тюлар не желает писать своего героя только белой или черной краской; как объективный исследователь, он тщательно выискивает и взвешивает все pro et contra, чтобы в конце концов собрать их в единый образ; сходной же цели служит и то, что о многих событиях (например, об отношениях с папой, испанских просчетах и многом другом) Тюлар упоминает дважды и трижды, в различном контексте несколько иначе оценивая одни и те же обстоятельства.
Не меньшее внимание уделяет Тюлар внешней политике Наполеона и его военным кампаниям. В книге о них говорится органично и достаточно полно, учитывая общий конспективный характер работы. Многие кампании и отдельные сражения разрабатываются иногда даже слишком подробно (например, испанская авантюра, ряд сражений в первом итальянском походе и др.). И здесь автор высказывает мнения, зачастую противоречащие установившимся в исторической литературе. Так, высшей точкой внешнеполитических успехов Наполеона, пиком его Империи, Тюлар считает 1807 год, в то время как в большинстве работ других ученых, в частности в многотомном труде Мадлена (так же, как и у Тарле), кульминацией могущества французского императора считается канун похода в Россию — 1810–1811 годы. Точно так же, вопреки мнению предшествующих историков, главной ошибкой и причиной военной катастрофы Наполеона Тюлар считает не войну 1812 года и разгром Великой Армии в России, а неудачу в Испании. Если с первым из этих утверждений можно согласиться, то второе представляется недоказуемым и даже парадоксальным. Подобное же неприятие вызывает и недооценка личности и действий Александра I, в решениях которого Тюлар усматривает прямое влияние Талейрана, побуждаемого стремлением обеспечить интересы французской буржуазии. Нельзя согласиться и с пренебрежительным отношением к Кутузову, которого автор величает «больным стариком» и явно недооценивает, словно забывая, в частности, что именно обдуманные действия Кутузова обеспечили изменение обратного маршрута армии Наполеона, которое и привело к ее разгрому. И уж коль скоро мы заговорили о сомнительных моментах концепции автора, нельзя не упомянуть, что он снижает значение заговоров против Наполеона, которые в начале содействовали утверждению его диктатуры (Арена и другие), а в конце — его падению (заговор Мале). Что касается последнего, то Тюлар хотя и нащупывает его основу (не «одиночка», как считали раньше), но не раскрывает этого положения, в то время как русским исследователем Д. М. Туган-Барановским давно доказано, что это была внушительная организация («филадельфы»). Не может также не удивить, что Тюлар и словом не обмолвился об истинных обстоятельствах смерти Наполеона, хотя в современной историографии почти безусловно доказано, что император стал жертвой отравления.
Впрочем, все эти частности ни в коей мере не умаляют ценности книги Тюлара.
В заключение — два слова о хронологии и библиографии. В качестве основы для нашей хронологической таблицы взята значительно сокращенная таблица Тюлара. Что же касается библиографии, то из безбрежного моря трудов о Наполеоне нами указаны лишь важнейшие русскоязычные работы преимущественно последних лет издания. В составлении библиографии деятельное участие принял П. Кузнецов. С полной библиографией на французском и иных языках можно познакомиться по оригиналу книги Тюлара, а также в его превосходном «Dictionnaire Napoléon», Paris, 1987.
А. П. ЛЕВАНДОВСКИЙ
ПРЕДИСЛОВИЕ К РУССКОМУ ИЗДАНИЮ
Для историка, занимающегося Наполеоном, быть переведенным на русский язык — немалая честь. Ибо Россия занимает второе, после Франции, место по числу историков, изучающих эпоху Империи. И это несмотря на то, что научные контакты между двумя странами долгое время были затруднены, особенно после ухода из жизни Е. В. Тарле.
Разумеется, то, как видят Наполеона французы, не во всем совпадает с тем, как к нему относятся в России. Для военных историков Франции битвы при Эйлау и под Москвой (Бородино) — победы Великой Армии. Задаваясь вопросом, почему отступление Наполеона в 1812 году обернулось катастрофой, они ссылаются обычно на морозы, а не на казаков и партизан. Можно еще указать на несовпадение взглядов и на природу могущества Наполеона. И хотя гений Толстого широко признан во Франции, его влияние на отношение к личности Наполеона незначительно.
Предлагаемый читателю «Наполеон» написан профессором Сорбонны, который работал во французских, немецких и итальянских архивах и прочитал все труды и статьи, указанные в библиографии[2]. Следовательно, книга эта содержит объем сведений, часть которых, возможно, все еще неизвестна в России. Зато вышеназванному профессору могут быть незнакомы некоторые достижения русской исследовательской мысли. Складывается идеальная ситуация для диалога. Предлагаю его начать.
Жан Тюлар
Через пятьдесят лет историю Наполеона придется писать наново каждый год…
Стендаль. Жизнь Наполеона
ВЫБОР
В финале оперы «Волшебная флейта», обрекая в Храме Солнца легионы Королевы ночи на поражение от полчищ Сарастро, Моцарт за несколько месяцев до смерти пророчит победу «Разума» над мракобесием. Мы в 1791 году, Французская революция в разгаре, однако до торжества «Разума» все еще далеко.
Спустя десять лет, когда творение Моцарта наконец-то впервые замучало на парижской сцене, казалось, что триумф новых идей не за горами, но много ли тех, кто, аплодируя «Флейте», превратившейся в «Мистерию Изиды» (либретто Мореля, аранжировка Лашнита), узнал в Сарастро генерала Бонапарта, ставшего первым консулом Республики и последним оплотом завоеваний Революции?
