Такое отношение к сказкам вело к тому, что об их сохранении и изучении мало кто заботился. Сказка жила своей естественной, стихийной жизнью в народе, в памяти энтузиастов-сказителей, часто даже не знавших грамоты, и многих тысяч ее любителей.
Братья Гримм, движимые идеей сохранения древних устных и письменных памятников литературы, проделали обширную и кропотливую работу по сбору, записи, частичному редактированию и изданию немецких сказок центральной части Германии. Их двухтомный сборник «Детские и семейные сказки» (1812—1815 гг.) явился первым в истории солидным собранием немецких народных сказок.
Правда, у братьев Гримм были предшественники.
За сто с лишним лет до появления на свет гриммовского сборника, в 1697 году, французский поэт Шарль Перро вопреки господствовавшему пренебрежению законодателей придворного искусства к устному народному творчеству издал сборник «Сказки моей матушки Гусыни». Он был небольшой по объему — всего восемь сказок. Весь читающий мир познакомился тогда с Красной Шапочкой, Спящей красавицей, Синей Бородой, Котом в сапогах.
Значительно позднее, во второй половине XVIII века, появились первые сборники сказок в Германии. Наиболее известным среди них является большой сборник немецкого писателя Иоганна Карла Августа Музеуса «Немецкие народные сказки» («Народные сказки немцев») в восьми томах (1782—1786 гг.). Однако сказки Перро и Музеуса отличались от гриммовских тем, что они подверглись основательной литературной обработке, из-за чего их следует относить не к народным, а к литературным сказкам.
Предельно внимательное и бережное обращение с фольклорным богатством своего народа (и других народов), сохранение не только содержания, способа развития сюжета, направленности, идеи сказки, но и ее неповторимой индивидуальной языковой формы — вот основной принцип, которого почти в равной мере придерживались и Якоб и Вильгельм Гримм в работе по изданию сказок. Но их роль не свелась только к собирательству и записи сказок, хотя это уже сам по себе гигантский труд. У Герстнера хорошо описано, с какими трудностями им приходилось сталкиваться во время этой работы. Собранные ими сказки были получены из разных источников и разных областей, а потому заметно отличались одна от другой по языковой окраске, колориту, бытовым реалиям, по стилю и интонациям рассказчика. Поэтому братья Гримм решили осуществить некоторую их редактуру, чтобы, сохраняя неизменным дух и строй сказки, достичь определенного единообразия их формы и добиться такого впечатления, что все они как бы рассказаны одним рассказчиком. От человека, берущегося за такую работу, требовались тонкое чутье формы и стиля и хороший вкус. Эту важную и ответственную задачу с блеском решил Вильгельм Гримм.
Сборник сказок братьев Гримм вначале не имел четкого целевого назначения, поскольку он был задуман как издание, способное удовлетворить запросы всех категорий читателей — и массового читателя, и людей науки, и людей искусства.
Уступая настоятельным рекомендациям писателей-романтиков «гейдельбергского кружка», в первую очередь Арнима и Брентано, с которыми братья Гримм находились в дружеских отношениях, они пошли по пути придания сказкам большей литературности. Точнее, эту работу взял на себя Вильгельм, а Якоб предпочел в ней не участвовать.
Подготовленное Вильгельмом второе издание (1819 г.) существенно отличалось от первого. В дальнейшем Вильгельм продолжал литературную правку сборника, идя по пути «сказочной стилизации», придания ему большей выразительности и единообразия формы.
Сколь последовательно более поздние варианты отклонялись от первоначального, столь же последовательно снижалась научная ценность гриммовского сборника. Тем не менее ряд сказок остался в первозданном виде, в некоторых из них была сохранена живописная диалектная окраска языка, в сборнике содержались сведения о том, где, когда и в чьем пересказе была записана та или иная сказка, а издание 1822 года Вильгельм снабдил примечаниями, в которых, кроме текущих пояснений к сказкам, мы находим теоретические обобщения, уже содержащие общие контуры мифологической теории братьев Гримм.
У завзятых любителей фольклора и ученых, естественно, особый интерес проявлялся именно к первому изданию сказок. Но оно быстро разошлось и со временем стало библиографической редкостью. Большой радостью для исследователей немецкого фольклора было известие о том, что в одном из монастырей Верхнего Эльзаса найдена первая рукопись сказок братьев Гримм. История этой находки такова. 2 июля 1809 года, а потом еще раз, 3 сентября 1810 года, Брентано, решивший заняться изучением сказок, просил братьев Гримм прислать ему собранные ими материалы. У Гриммов не было оснований отказать Брентано, и в конце октября 1810 года они послали ему копию рукописи с просьбой вернуть после ее использования. Но получилось так, что Брентано не возвратил ее Гриммам. Много лет спустя его бумаги вместе с рукописью попали в Эленбергский монастырь траппистов и чудом сохранились. Основная же рукопись, с которой Гриммы изготовили копию для Брентано, не сохранилась — после выхода в свет сборника сказок она, по всей вероятности, была уничтожена за ненадобностью. «Эленбергская рукопись», как ее теперь называют, содержит 25 сказок, записанных Якобом, 14 — Вильгельмом и 5 — их знакомыми, а также несколько преданий и фрагментов. Сказки по тексту этой рукописи были изданы Йозефом Леффцем в 1927 году в Гейдельберге и переизданы Манфредом Леммером в 1963 году в Лейпциге.
«В каждой сказке есть элементы действительности», — писал В. И. Ленин1. Несмотря на подчеркнутую фантастичность повествования, на якобы полный отрыв от логики и фактов повседневной жизни, ее забот и проблем, на нарочитую «несерьезность», в ней прямо или косвенно отражается жизнь народа, круг его интересов, система ценностей, его идеалы, его культура. Несмотря на «запрограммированную» непритязательность повествования, в сказках нетрудно найти самые жесткие жизненные реалии, отражающие антагонизмы бедности и богатства, власти и бесправия.
Многие любители фольклора отмечают обилие «жестоких сцен» в гриммовских сказках. С этим трудно спорить, но не стоит торопиться идти по пути скороспелых и поверхностных умозаключений (что-де поскольку в сказке отражается душа народа, то, следовательно, ей, видимо, не чужда эта жестокость). Природа этого явления совсем иная — просто в гриммовских сказках пусть несколько больше, чем в сказках других народов, нашло свое отражение глубоко укоренившееся, смутное и бессознательное ощущение присутствия жестокости в круговороте самой повседневной жизни, где каждого человека на каждом шагу подстерегает смерть, болезнь, несчастный случай, большие и малые катастрофы, войны, стихийные бедствия и тому подобное.
