Ему воздалось по трудам. Капитальную перестройку своего «Локомотива» отважный прораб начинал фактически с нулевого цикла, возводил его долго и тщательно, на собственный лад, однако равняясь на передовые европейские технологии. И, что особенно важно, не заимствуя, не умыкая высокосортный дефицитный «стройматериал» у богатых соседей, не раздражая ни руководство, ни болельщиков сверкавших величием клубов. Такая твердая позиция спустя годы отозвалась ему признанием, симпатией любого болельщицкого лагеря, даже когда «Локо» стал наступать на мозоли признанным российским первачам.
Рабочая сёминская жилка тесно переплеталась у него еще и с чисто человеческими достоинствами, которые, несмотря ни на какие политические и экономические катаклизмы, не теряют притягательной силы: чувством долга, скромностью, открытостью, коммуникабельностью.
И в радости, и в гневе, и огорченный после неудачи Сёмин никогда не терял собственного лица, достоинства, мог публично сознаться в ошибках, в любой ситуации оставался самим собой, естественным, порой до непосредственности, не опускался до вранья. И еще: он никогда не говорил «моя команда», «я выиграл», не превозносил свою роль в успехах «Локомотива»: «мы» — и точка, а там уж понимайте, как знаете, разбирайтесь, распределяйте лавры сами. И это еще больше сближало его с прессой, с болельщиками, которые вскоре стали просто обожать своего локомотивского вожака. Будучи главным тренером, на публике он никогда не уходил от острых вопросов, но игроков своих при этом в обиду не давал (как им доставалось от него потом в узком «семейном» кругу, другое дело). Родившийся и выросший в суровую послевоенную пору, он, подобно нашим отцам и дедам, привыкшим в годы войны дорожить каждой хлебной крошкой на столе, с таким же благоговением относился... к игрокам. Даже когда всем уже становилось ясно, что тот или иной футболист исчерпал себя, годится только на списание, Сёмин во второй, пятый, десятый раз все же давал тому шанс, а если ему все-таки приходилось расставаться с игроком, то с долго не заживавшей душевной раной. Недаром звезды «Локомотива» Сергей Овчинников, Дмитрий Лоськов, Джейкоб Лекхето называли его своим вторым отцом. Южноафриканец признавался, перефразируя Маяковского, что «русский выучил только за то, что им разговаривал Сёмин», хотя и на английском они объяснялись вполне успешно. «Сёмин с Филатовым сделали из меня человека», — таким красноречивым признанием как-то огорошил прессу игрок сборной России Вадим Евсеев. «Юрию Павловичу я благодарен безгранично, — не раз повторял Сергей Овчинников. — Он для меня — второй отец. Даже когда кричит и ругается, воспринимаю это как должное. На родителей ведь не обижаются. Все, что имею, — благодаря ему. Без него моя карьера вряд ли сложилась бы удачно». Михаил Ашветия после ухода Сёмина в сборную России грустно поведал журналистам: «Я-то думал, что он и в сборной будет, и в «Локомотиве». Я все думаю о Палыче. Мы привыкли друг к другу за два года. Родной человек, очень хороший. А психолог какой!» «Благодаря Сёмину я состоялся как футболист. Такое не забывается», — говорит Дмитрий Сенников. Костариканец Уинстон Паркс, попавший в «Локомотив» после итальянских «Асколи» и «Удинезе», абсолютно не понимавший по-русски, тем не менее утверждал, что нигде не чувствовал себя так комфортно, как в команде железнодорожников. «Мистер Сёмин показался мне очень мягким, душевным человеком, — признавался он. — Скажу даже больше: для меня он как отец родной». А некогда лучший бомбардир «Локо»
Олег Гарин, который едва ли не чаще других конфликтовал с Сёминым из-за своего лишнего веса, отступлений от режима, став тренером, неожиданно изрек: «Все время, когда Сёмин руководил «Локомотивом», команда была мне так же близка, как и в годы выступлений за нее. На поле мы бились не только за ее честь, но и за своего тренера».
Франсиску Лима, ставший, по словам Сёмина, аккумулятором локомотивской игры в чемпионском 2004-м году, вспоминал: «Сёмин скорее похож не на Капелло, а на Трапаттони. И по стилю игры его команды, и по манере общения с футболистами. Мне было очень приятно работать с Сёминым, и думаю, все хорошее, что произошло со мной в России, случилось благодаря ему. Это классный тренер и великолепный человек».
Не все и не сразу пошло у Сёмина в «Локомотиве» гладко, случались остановки в пути и откаты с уже набранных высот. Оставалось только удивляться, с каким пониманием относилось, какое терпение проявляло по отношению к молодому еще футбольному главкому прежде скорое на расправу даже с именитыми его предшественниками высшее железнодорожное руководство.
Однажды мы прогуливались по Копенгагену, куда «Локомотив» прибыл на матч Кубка обладателей кубков с датским «Люнгбю», с начальником Московской железной дороги, почетным гражданином Москвы ныне покойным Иваном Паристым. «А знаешь, когда Юра (Сёмин. — Прим. автора) впервые стал делиться с нами своими наполеоновскими планами, я посчитал его таким же сказочником, — завел разговор Иван Леонтьевич, указывая на памятник Гансу-Христиану Андерсену. — До него за нашу команду брались настоящие киты тренерского дела, и ничего у них не выходило. Трудно было поверить, что этот худощавый орловский паренек обладает воистину волчьей хваткой, характером, силой духа, истинно русской смекалкой, которые заставят пересмотреть все прежние представления о "Локомотиве". Как он нас тогда убедил, чем взял, до сих пор не пойму. Но свершилось. И вот мы с тобой сейчас идем по Копенгагену не как туристы, и на стадионе нас будут принимать как людей, причастных к успехам "Локомотива" в еврокубках».
Принимали нас действительно по-царски, и не только на стадионе, но и в местной ратуше, и, чего греха таить, количество предложенного и выпитого соответствовало повышавшемуся европейскому статусу «Локо», а тосты в честь его главного тренера звучали не только из уст гостей, но и хозяев.
— Если бы не Юрий Павлович, не видать «Локомотиву» ни медалей, ни славы, — считал и самый футбольный министр путей сообщения Николай Семенович Конарев. — Для подъема нашего клуба требовалась не только квалификация, темперамент, но и умение терпеть. У Сёмина была не одна возможность уйти в более престижный по тем временам клуб, но он не считал возможным для себя бросить начатое дело, не доведя его до конца. Это человек потрясающей ответственности.
— Наша сила в том, что у нас есть Сёмин! — коротко и ясно резюмировал преемник Конарева на министерском посту Николай Емельянович Аксененко.
Сёмин и в страшном сне не мог себе представить, что его, основоположника и, как раньше говорили, «организатора самых больших побед» клуба, когда-нибудь могут выставить за порог не за понюшку табака, отнимут любимое дело, которое он поднял в «Локомотиве» на европейский уровень, которое считал делом всей своей жизни.
