При этом Автандил забывает сказать, что его азиатская, родня уже лет сто как живет в Москве, представляет из себя не последнюю мафию, которую возглавляет родной старший братик, вор в законе. Но Автандил с ними деловых связей не имеет, он может лишь пригрозить какому-нибудь должнику, что придет старший брат и выпотрошит не только, его долги, но и все остальное, что можно выпотрошить. Автандила после армии, потянуло вдруг на хлопотную администраторскую стезю, я подобрал его в одной группе, влачившей полуголодное существование, и сейчас Автандил вполне соответствует виду японского подданного.
Я лежу на диване и с радостью думаю, что завтра день переезда, ни одного концерта, можно будет выспаться всласть, Автандил сидит рядом, я делаю вид, что, не помню его слов о неприятном звонке, взволновавшем его, он не нарушает правил игры, знает, что я никогда ничего не забываю.
— В гостинице я все-таки не выдержал и первым спросил о звонке.
— Мои ребята… Они случайно встретили Мысленко. Настроен агрессивно. Мы, говорит, открутим ему голову, мальчик зазнался, забыл, кому он всем обязан и все прочее… Пообещал ославить на весь мир.
— Да пошел он знаешь куда, никто не захочет с ним связываться.
— Смотри, я бы кое-что предпринял…
Я больше не слушал Автандила. Уткнулся в экран телевизора, шла какая-то музыкальная передача. Смотри не смотри, а о нас ни слова. Для этой купленной с ног до головы банды не существует ни хит-парадов, в которых мы на самом верху больше года, ни миллионов магнитоальбомов.
Я отправил Автандила, выключил телевизор и позвонил, домой. Жена сказала, что звонил композитор, у него готовы две песни для Кречета, надо выбрать время, чтобы записать.
— Что еще? — спросил я.
— Какие-то странные звонки. Все время набирают, слушают и бросают трубку.
— Неужели ты не привыкла к фанаткам?
— Это не такие звонки…
— Молчание в трубке отличается? Не волнуйся, укладывайся спать. Я тоже валюсь с ног…
Я проверил, закрыл ли дверь, завалился на кровать и словно отключил сознание. Ни единого сна за всю ночь. Такое случалось редко. Обычно одни кошмары, притом длинные, многосерийные.
Наутро в номер первым влетел Автандил.
— Распутин, выезд задерживается!
— Это почему?
— Умер администратор стадиона.
— Какой еще администратор, при чем здесь я… Нам пилить триста километров.
Он вздохнул:
— Ты все-таки неисправимый. Да это же администратор стадиона, на котором проходили концерты. Тот самый, который вышел из «Запорожца». Вчера вечером…
— Постой, постой, так он же совсем молодой, весь в варенках…
— Я чувствовал, что мне делается плохо. Я вспомнил непонятное шипение у себя в груди.
— Да, молодой, чуть больше тридцати… Вечером стало плохо с сердцем, вызвали врача, но уже было поздно. Никогда раньше не жаловался. Поехали за венками. Автобус чуть задержится.
Да, я смотрел на него и вспоминал — в тот самый момент, как послышалось это проклятое шипение, я думал, что умираю, а умер он, администратор, совершивший круг почета вокруг стадиона на своем добитом «Запорожце».
— Что с тобой, ты побледнел? — спросил Автандил. Его голос доносился до меня словно издалека.
— Ничего, все в порядке, — пробормотал я в ответ. — Зайди за мной, когда будет автобус. Пускай все.
Я вдруг вспомнил слова Джалилы. Нет, это было не тогда, не в тот вечер, когда я, бездомный администратор, подвизающийся на ниве сколачивания коммерческих групп, случайно попал к ней вместе с одним полупьяным композитором, подобравшим меня чуть ли не на улице. Композитор в те дни был одержим созданием своей фантастической фирмы, он пил, а в перерывах принимался фантазировать — да мы с тобой перевернем всю эстраду, я на верном пути, ты уж поверь мне.
Дом Джалилы находился на Арбате, огромные холлы, какие-то странные люди, охрана у входа.
— Заплетающимся языком композитор представил меня. Джалила долго и испытующе смотрела на меня, а затем внезапно сказала:
— Ты будешь моим братом, я чувствую в тебе то, что чувствую в себе. Когда тебе будет трудно, приходи. Мой дом с этой! минуты становится твоим домом.
Мне стало не по себе, мурашки пробежали по коже, а композитор подтолкнул меня к ней, прошептав:
— Поцелуй руку, деревня…
Я притронулся губами к ее длинной, изящной ладони и почувствовал, как меня пронзило током. Может, это было от голода, несколько дней я почти ничего не ел, да и не спал на вокзале все время гонял милиционер, я показался ему подозрительным, а хозяйка квартиры, вернее, койки в какой-то кошмарной берлоге, выгнала за неуплату.
— Назови свое имя, — сказала всемогущая Джалила, о которой по Москве ходили невероятные слухи — это она привела в движение омертвевшие челюсти человека, который до встречи с ней только и мог, что мычать с высоких трибун, это она излечила сына западной суперзвезды от гангрены обеих ног, это она живет не одной жизнью, а сразу несколькими, для нее не существует временных границ.
Я не мог вымолвить ни слова. Композитор пришел мне на помощь, сказал, что я очень волнуюсь, да и как может не волноваться в доме самой Джалилы деревенский мальчишка, обладающий недюжинной, правда, наглостью, что уже помогло ему кое в чем проявить себя…
Она прервала композитора одним жестом, усадила меня рядом, пододвинула тарелку с яствами, которых я никогда в своей жизни не пробовал, и время от времени приговаривала:
— Не волнуйся, человек не должен волноваться в своем доме, а раз ты мой брат, значит это и твой дом…
Я с жадностью ел, стараясь поменьше набивать рот, что у меня не всегда получалось, маленькими глотками отпивал вино, чтобы с голодухи тут же не рухнуть под стол, а вокруг велись совершенно непонятные для меня разговоры. Известный поэт говорил, что в лице Джалилы мир найдет художника с необычайным видением. Это недостижимо для самых великих, но люди еще не совсем понимают, кто живет рядом с ними. В разговор то и дело встревал священник в рясе и со сверкающим крестом на груди, он был уверен, что все у Джалилы от Бога, на что она ответила, что религия в наш век стала менять свой облик, вера в Бога может принимать тысячи различных форм, иметь бесчисленные названия. Главное, что в центре вселенской мощи стоит человек, создание не слабое, а сильное, и, чтобы проявить свою силу, человеку необходимо установить связь с наивысшим, с космосом, перед которым и сам Бог — существо слабое, мятущееся… У Джалилы прямая связь с космосом, она в любой момент может войти с ним в контакт, получить от него неограниченную, непонятную земным силу… При этих словах священник перекрестился, опрокинул стопку — и стал благодарить Джалилу за возвращенное ему здоровье…
