может и хотела бы окончательно придавить остатки белых армий, но это им не позволялось. Она, согласно соглашениям с японцами, имела право держать некоторое количество вооруженных, но только для охраны порядка – никакой гражданской войны формально не допускалось. Если бы японцам захотелось допустить уничтожение какой-нибудь группы, они, конечно, всегда могли закрыть глаза на те или иные действия местных властей.
При такой обстановке остатки Дальневосточной армии влезли явочным порядком в Приморье и расположились в Раздольном, Никольске и Гродекове. Официально это не была ни армия, ни отдельные воинские организации – это были люди, которые ищут пристанища, работы. Неофициально организация сохранилась. Велись переговоры о работах, и часть людей впоследствии была даже переведена во Владивосток, как бы для отправки на рыбные промыслы. Официально было разрешено людям уходить для подыскания работы, но пришедшие цеплялись друг за друга и не уходили. Трехлетняя война сказывалась – люди отвыкли от работы, не хотели расставаться друг с другом, а главное, боялись попасть в большевистские ловушки, вроде реэвакуации. Конечно, всякому не закрывающему глаза было видно, что военная организация осталась полностью, что есть даже оружие, хоть в недостаточном количестве, что до перехода на рабочее положение далеко; конные части не распродавали лошадей; во всех бывших частях весной начались даже занятия.
Во главе оставался по-прежнему генерал Вержбицкий {4}, при нем штаб – на нелегальном положении. Командование искало выхода. Подчинение Д.В.Р. было невозможным, так как распыляться пришедшим не хотелось, а выговаривать какую-либо автономию бесполезно, так как она могла существовать только при известных условиях до поры до времени. Искать работы где попало не хотелось, так как подходящих работ, где бы можно работать, сохраняя организацию, не было, а распылению все противились. Все еще надеялись, что остатки каппелевцев в готовой организации могут потребоваться как кадры Русской армии, ибо время работает на нас.
Но существовать в том виде, в каком мы пришли, то есть на нелегальном положении, тоже нельзя до бесконечности, прежде всего потому, что надо ведь кормиться. Пришло всего с семьями до 20 тысяч человек; кроме того, было около 4 тысяч лошадей. Все это требовало, при самых скудных рационах, денег, а их не было. Атаман Семенов имел в своем распоряжении кое-какие средства, но подкармливал только тех, кто определенно признавал его как главнокомандующего, а каппелевцы решили ни в коем случае не связывать в дальнейшем своей судьбы с атаманом. Впрочем, и у атамана иссякли средства, а на получки он мог рассчитывать только в случае, если он встанет во главе будущего буфера.
Владивостокское правительство, конечно, не кормило пришедших; японские власти отказывали в выдаче даже тех денег, что были сданы армией полковнику Изомэ. Уже в марте месяце положение было критическим; пришедшие доедали те остатки запасов, что каждая часть обыкновенно припрятывает на черный день. По нашему расчету выходило, что при использовании всех ресурсов можно дотянуть до 1 мая и только при самых благоприятных условиях до 1 июня.
Кажется, в марте месяце во Владивостоке собрался съезд представителей различных несоциалистических организаций полосы отчуждения и Владивостока. Несмотря на явно противобольшевистский характер съезда, владивостокские власти должны были допустить его и не могли помешать окончанию. Съезд наметил программу работы будущего правительства, если оно будет создано в Приморье или на Дальнем Востоке, и избрал совет съезда. На съезде выяснилось, что атаман не имеет вовсе шансов на возглавление ни правительства, ни армии; но Семенов, находясь в Порт-Артуре, все еще обнадеживал Гродековскую группу, что он скоро снова встанет у власти в Приморье. В Харбине шла даже работа по подготовке для Семенова правительства – создалась для этого так называемая «экономическая» группа.
Еще в апреле начались разговоры о скором перевороте. Я находился в это время в Харбине, и харбинская пресса в погонях за сенсацией устраивала переворот несколько раз. В апреле была действительно попытка переворота, но неудачная. По-видимому, японцы не могли ясно определить физиономии переворота и помешали. После этого «недоворота» слухи о переворотах настолько были часты, что, когда 26 мая действительно случился переворот, многие не поверили. Зная положение армии, я не сомневался, что она должна будет прибегнуть к перевороту хотя бы «с голода», и потому, не будучи в курсе всех намерений армии, в апреле месяце ждал переворота каждый день.
Новое правительство почти полностью вышло из состава совета несоциалистического съезда; во главе правительства встал С.Д. Меркулов {5}. Однако это, видимо, было не совсем в планах японцев, и на японском пароходе во Владивосток неожиданно прибыл атаман, будто бы извещенный о перевороте в его пользу. Гродековская группа войск была на стороне атамана, а каппелевцы, наиболее сильные, еще ранее заявили о подчинении новому правительству во главе с Меркуловым.
Я не был в это время во Владивостоке, но, судя по газетам и рассказам, началась безобразная борьба за власть между двумя группами со всеми разлагающими людей в такой борьбе историями. Новое правительство заняло твердую позицию: в Приморье атаману нет места; правительству доказывали, что атаман имеет право на такое место, как всякий русский, и прочили его в военные министры или главнокомандующие; правительство настаивало на своем. Японцы не могли открыто настаивать на соглашении, но помогали всякими способами атаману. Атаман настаивал на своем праве на власть, не желая, видимо, уступать. Он не мог помириться с мыслью, что ему нужно отойти от дела, и не мог понять, что своим прибытием он положил снова начало группировкам в армии.
Кажется, в это же время собрался 2-й несоциалистический съезд, расколовшийся тоже на две группы, чуть не дравшиеся. Не обошлось дело и без крови. Гродековская группа решила активно поддержать атамана и отправила во Владивосток отряд. Гарнизон в Раздольном получил приказание не пропускать этот отряд, дело дошло до боя с убитыми и ранеными. Почти весь июнь прошел не в работе, а в этой борьбе. В конце концов, Семенов уехал обратно в Порт-Артур, но вражда между группами в армии осталась на все время.
Новому правительству осталось неважное наследство. Денег почти не было, запасы в руках русской власти небольшие, доходы только от таможни и акциза; есть еще доходы, и довольно значительные, от рыбного промысла, но здесь большую роль играет желание японцев платить; при хороших отношениях японских властей могут быть поступления, при плохих всякие увертки и отговорки. Есть громадное количество военных грузов, но все это под охраной японцев. Если бы буфер был признан, из этих грузов можно извлечь много. Для японцев новое правительство, видимо, было только приемлемым, но вовсе не желательным,
