Дорогая Плакальщица [1], я пишу тебе это письмо, чтобы сказать тебе спасибо за то, что ты сделала для меня. Конечно, я должна была вырасти, стать взрослой, чтобы это понять. Не знаю, помнищь ли ты, как мы познакомились… моя мама была беременна мной, когда мы увидели тебя в первый раз. Была жаркая ночь, и мой папа ушел в другую комнату, потому что тепло, исходящее от тела мамы было слишком невыносимо. Ее живот сильно выдавался вперед, и мне оставался всего один месяц до рождения. Папа оставил ее в комнате одну, чтобы она отдохнула. Мама спокойно спала, когда вдруг услышала твой голос, вернее, твой плач. Ты неподвижно стояла сбоку от нее. Ты была одета в длинное платье, и на голове у тебя была черная шляпка. Твои длинные, костлявые руки закрывали твое лицо, в то же время позволяя вырываться стенаниям и плачу, разрывающим ночную тишину. Растрепанные волосы придавали тебе таинственный, призрачно-неземной вид. Мама едва осмелилась посмотреть на тебя. Еле-еле приоткрыв глаза, мама попыталась найти в полумраке папу. Она вытянула ногу, чтобы толкнуть его и попросить помощи и поддержки. Мамой овладел жуткий страх. От охватившего ее ужаса она была почти парализована. Думаю, что каким-то образом, я, находясь у нее в животе, тоже искала папиной защиты. Не найдя защиты, вместе с тем, мама набралась отваги и посеменила к комнате, где находился папа. Добравшись до комнаты, мама вбежала туда, чувствуя, что ты хватаешь ее за спину. Ее страх был так силен, что она забралась под папу, под его мужское тело; напуганная, с широко раскрытыми от ужаса глазами, она даже не могла говорить. Слова поддержки и ободрения, сказанные отцом, успокоили ее, и она перестала слышать твой плач.
Все рассказывали о Плакальщице, и я воочию убедилась в этом, когда несколько лет спустя мы с тобой снова встретились в том же самом большом и пустом доме. Том самом, который так хорошо тебе известен. Кто знает, возможно, этот дом когда-то давным-давно был твоим семейным очагом. Только на этот раз я была одна. Я должна была спуститься на кухню попить воды, и там я увидела тебя. Я не знаю наверняка, была ли это ты или кто другой, ведь ты закрывала свое лицо мертвенно-бледными руками, которые моя мама никогда не забудет. Но, мое шестое чувство и образ, который я сохранила с той ночи, когда еще находилась в животе у мамы, подтвердили твое присутствие. Твое лицо было скрыто за черной вуалью, и ты неустанно плакала, точнее, выла, как в полночь воет волк на луну. Тогда мне только-только исполнилось пять лет. Сейчас, когда я думаю об этом, понимаю, что у меня никогда не было друзей-невидимок, потому что они тоже боялись тебя. Очень хорошо, что я тебя не слышу… А пока что я прощаюсь с тобой и благодарю за то, что ты показала мне, что все страхи похожи на призраки. Если ты где-то столкнешься с ними, то изгони, развей их и продолжай идти вперед, всесильная, с высоко поднятой головой. Это означает, что ты победила их. Знаешь, я — победительница.
Я не боюсь тебя, Плакальщица.
Молчание
Едва начав говорить, я тут же замолкала. Мне было только шесть лет, когда умер мой папа. Моя боль была такой огромной, что мне ничего не оставалось, кроме как молчать.
Папу звали Эрнесто Соди Пальярес. Он страдал от прогрессирующего диабета. Когда папе поставили этот диагноз, он решил не менять свою жизнь, не вводить никаких ограничений. Он продолжал есть свои любимые блюда, запивая их добрым вином и ликерами. В этом деле папа был сибаритом, чем и подписал себе смертный приговор. Для меня это был столь сильный удар с его стороны, что я перестала разговаривать. На протяжении целого года я предпочитала молчать. Я не очень хорошо помню, о чем думала в то время, но помню, что не могла издавать звуки, потому что было слишком болезненным то, что я должна была сказать. Я спрашивала себя, куда ушел мой товарищ по играм, тот, кто учил меня разным фантастическим вещам в своей химической лаборатории, тот, кто разрешал мне играть со своими странными научными приборами. Где он? Я больше не слышала его голос,