Осень — не самая благодатная пора для наблюдателя туманных объектов — куда деваться. Специфика нашей русской природы такова, что можно несколько недель провести в ожидании ясной погоды, так и не дождавшись ее наступления. Но повод ли это расстраиваться? Конечно, нет.
Осенью, в октябре, кстати, очень здорово махнуть на выходные на дачу и погрузиться в ароматы высушенного сена на чердаке, заваленного антоновкой, ароматы сосновой хвои, спускающиеся с соседнего холма и мокрого от постоянно моросящих дождей луга. Вы видели когда-нибудь осенние луга? Конечно же, видели. Выцветшие просторы, изрезанные оврагами, почти растерявшие все свои краски и запахи. Под серым, без единого просвета, небом, среднерусские пейзажи приобретают какие-то слишком безрадостные оттенки и контуры.
А поскольку к середине осени большая часть работ по приусадебному участку уже завершена, остается только пить вино в теплой компании да философствовать. Благо, атмосфера к этому располагает. Еще можно выйти и прогуляться по окрестностям, ведь природа вокруг очень красивая, даже в конце октября.
Мой загородный дом расположен на невысоком пригорке рядом с уютно петляющей меж таких же пригорков речкой Воронеж — самой обыкновенной речкой, коих в средней полосе России уйма. В деревне он самый крайний (ну прямо хата с краю), хотя, в настоящее время, это уже почти и не деревня, а сообщество дачников. Рядом с дачей наличествует холм, поросший соснами — оттуда доносится прохладное и почти лесное дыхание. С другой стороны реки нет ничего кроме упомянутых выше осенних лугов, застилающих все свободное пространство до горизонта. Луга, утыканные зубочистками телеграфных или, бог знает, каких еще столбов…
Воронеж неспешно несет свои воды с востока на запад в стремлении слиться с великим Доном, а поскольку мой дом стоит хоть на небольшом, но пригорочке, вся южная часть неба остается открытой — до самого горизонта. А в небесных координатах — до –37° склонения. Но это, разумеется, в идеале. До –30° неплохо наблюдаем — и за то спасибо. Ну а коль скоро меланхоличное осеннее настроение не оставляет смысла надеяться на близкое избавление от проклятия облачности, остается только сделать последний глоток ароматного смородинного вина и отправиться вниз — на прогулку.
Скользкая тропинка спускается почти до реки, вода в которой стала темной и какой-то совсем недружелюбной — ничуть не хочется окунуться, совсем не то, что пару месяцев назад. Исчезли и голоса птиц; пройдя же чуть дальше от деревни вниз по течению, ощущаешь себя потерявшимся, размывшимся, растворившимся в акварели бледного октябрьского дня. Легкая дымка уже скрыла деревню, оставшуюся позади, а прямо по курсу, с правого берега реки, на высоком уступе появляется кромка леса. Самого настоящего, дремучего. Он простирается на север на многие десятки километров, а здесь его южный рубеж. Местные старожилы уверяли, что раньше здесь и хозяин леса — медведь — обитал. Что же до волков, то даже мы, городские, их следы видели.
Каждый лес — это не просто совокупность растущей вместе флоры и обитающей в ней фауны. Лес — это нечто большее, что-то похожее на город. Тут есть свои аллеи, улицы, проспекты и переулки. Тут есть и врата — врата в лес. Рядом с ними возвышается внушительного размера и возраста дуб, он, словно как хозяин, привечает каждого входящего гостя.
Пока путешествуешь вдоль реки, лес появляется будто в трехмерной игре — постепенно, частями. Сначала возник дуб — хозяин леса, потом частокол сосен, затем все больше и больше деревьев проступает сквозь пелену тумана. Но мы движемся дальше, и лес остается позади, исчезая из поля зрения все так же — постепенно, частями.
Если идти еще дальше, минуя развалины бог весть почему заброшенного пионерлагеря, мы окажемся на равнине, где река, сворачивая направо, встает у нас на пути. Вечереет, и на другом ее берегу уже чудятся огоньки чужой деревни. А ветер доносит оттуда лай собак да слабый запах дыма — это дожигают последние листья.
Тут же перманентный дождик, который до последней минуты и неудобно было назвать дождиком, начинает набирать обороты — прогулка подходит к концу. Ведь совсем непонятно, утихнет ли его порыв так же быстро как и начался или же напротив — испортит нам не только прогулку, но и все выходные. Мы разворачиваемся, бросив прощальный взгляд на уютно рассыпавшиеся огоньки деревеньки за рекой (сидят ведь, небось, в тепле, попивают чай с душистым вареньем), и устремляем стопы свои назад, к домику на холме — с чердаком, набитым сеном да антоновкой. Дождь и не собирается заканчиваться, и мы понимаем, что несмотря на всю переменчивую осеннюю погоду наблюдений сегодня точно не предвидится.
Глава 2. Великая галактика
Наслаждаться общением в небольшой теплой компании, сидя за накрытым столом, ненастными осенними вечерами особенно приятно. И особенно — в глухой деревушке, затерявшейся где-то на просторах Окско-Донской равнины — вдали от работы, столичной беготни и круговерти. Иногда, накинув куртку, можно спуститься во двор, постоять за компанию с друзьями, что вышли покурить, да поболтать о погоде. Снаружи совсем темно и весьма прохладно. Ветер порывами гонит лохматые тучи на юг, а в воздухе ощущается невидимое присутствие первых вестников грядущей зимы. Ветерок-то уже совсем не летний, да и осеннего в нем становится все меньше. Что-то ледяное, арктическое, но необычайно свежее есть в этих порывах.
Иногда кто-либо из гостей справляется о том, «жив» ли еще мой телескоп, что несколько последних лет прописался здесь, на даче. Да, он не только жив, но и вполне недурно себя чувствует. Мой телескоп — это 160-мм наполовину самодельный рефлектор. Разумеется, на монтировке Добсона. Наполовину потому, что комплект зеркал я все-таки приобретал через ВАГО еще в далеких девяностых. Получается, инструменту уже более пятнадцати лет. Но даже несмотря на появившееся обилие недорогих и отнюдь не дурно изготовленных телескопов в последние годы, я не спешу расставаться со своим старинным другом. Отчасти, наверное, из-за лени, но в большей степени ввиду того, что этот инструмент в полной мере открыл мне сокровищницу звездного неба и подарил множество незабываемых часов наедине с галактиками, скоплениями и туманностями. А самое главное, я считаю, что он раскрыл еще далеко не все тайны неба, которые он способен раскрыть.
Так вот, как уже успел заметить уважаемый читатель, вторая глава моего сборника называется «Великая галактика». И, оставив друзей за распитием домашнего смородинного вина на втором этаже моего домика, я бы хотел побеседовать о действительно прекрасной галактике осеннего неба. Попробуйте догадаться о какой! Туманность Андромеды? Нет. Спора нет, величественнейшая, украшенная жемчужинами спутников галактика северного полушария, но вряд ли в моих силах будет рассказать что-нибудь новое о ней. М33? Опять не угадали. Многим, наверняка, знакома досада от того, что такая легкодоступная по описаниям советских справочников галактика никак не хочет даваться в небольшие самодельные телескопы. Наверное, вы удивитесь, когда узнаете, что главным действующим лицом этой главы я выбрал весьма непопулярную в России, но горячо любимую в Америке спиральную галактику в созвездии скульптора — NGC 253.
