Георг Гейдемарк - Биплан «С 666». Из записок летчика на Западном фронте

Накрапывает дождик.

– Ладно! В шесть часов толкни еще раз.

Я бросаюсь на левый бок и снова засыпаю.

Шесть часов двадцать.

– Господин обер-лейтенант!

– Мм…

– Маленькая голубая дырочка!

Гоп! Я соскакиваю с кровати и мчусь во двор.

Ага! Вон она чудесная дырка в облаке, желанный клочок прекрасной лазури.

Через десять минут мы с Энгманом снова на аэродроме.

– Ну, Такэ, наконец-то проясняется… Я справлюсь по телефону о видах на погоду, а вы пока распорядитесь, чтобы вытащили машину и попробовали мотор.

Виды на погоду благоприятные, и мы собираемся лететь.

Выходя из стартовой будки, я вижу, как механики открывают дверь нашего ангара и вытаскивают белую птицу на зеленое поле. Энгман, в своем толстом меховом пальто, осторожно скользит между тросами к своему сиденью. В одно мгновенье готов и я. На мне кожаная куртка, шлем и шарф вокруг шеи.

Тем временем стартовая команда подсовывает колоды под колеса самолета и кладет его хвост на козелки. Я осторожно взбираюсь в мою кабинку. Бросаю еще-один быстрый взгляд на свои владения: все в порядке. Я поднимаю свое подвижное сиденье и наклоняюсь вперед между обоими подкосами кабины, чтобы иметь возможность видеть пилота. Энгман, между тем, накачал бензину в бак и наклоняется вперед. Смотрю на магнето: оно стоит на «Выключено!»

– Выключено! – кричит пилот механику.

– Выключено! – повторяет последний, хватается за пропеллер и раз шесть-семь с трудом раскачивает его.

– Свободно! – кричит он пилоту и отскакивает назад.

Энгман передвигает рычажок газа на три зубца и ставит оба магнето на «Включено!»

– Свободно! – кричит он в ответ и дает контакт.

Резкий треск… самолет весь вздрагивает… и мотор начинает работать. При четырехстах оборотах в минуту он так разгоняет деревянный пропеллер, что тот кажется просто круглой тенью. Через пять минут Энгман снова наклоняется вперед и испытующе пробует руками трубу радиатора: нагрето достаточно.

– Держите крепче! – кричит он команде.

Четверо солдат хватаются за оба конца крыльев птицы, в то время как еще двое ущемляют ей хвост и цепляются за шпору.

Энгман передвигает газовый рычажок еще на несколько зубцов – и стрелка счетчика, отмечающего обороты, передвигается на 800…

Еще через минуту она показывает 1000…

Энгман немедленно передвигает рычажок еще дальше и дает полный газ. Ух, как бешено свистит пропеллер! Теперь его, кажется, совсем и нет, и только слабо мелькающая тень выдает его существование.

Стрелка доходит до 1300 и останавливается…

Рев мотора наполняет воздух. Какая мощная песнь стали и железа! Какая чудесная для моего слуха музыка!…

Пропеллер нетерпеливо дергается и неудержимо стремится вперед.

– Пускайте! Пускайте!

Бока самолета трепещут, как у чистокровного коня…

– Вперед, вперед!

Четверо солдат, – те, которые ухватились за крылья. – напрягаются изо всех сил, чтобы удержать рвущуюся из их рук воздушную машину…

Зеленая трава, словно под напором вихря, покорно никнет к земле позади машины. А разгулявшийся ветер, в порыве буйного задора, срывает фуражку с головы одного из. механиков, держащего хвост машины, и относит ее на несколько сот метров…

Вдруг шум мотора внезапно затихает. Энгман опять передвинул назад газовый рычажок.

– Готово?

Я утвердительно киваю ему и приказываю команде отойти на минуту в сторону.

«Так-так-так-так!» – стреляет, словно пулемет, мой аппарат… Отлично! Все в порядке!…

Мы быстро катимся на стартовую площадку. У каждого конца крыльев находится по дежурному.

На краю аэродрома мы поворачиваемся кругом – носом на север.

– Пускай! – кричит Энгман команде и дает полный газ.

Я быстро устанавливаю на запись барограф, и гул мотора снова переходит в мощный рев…

Огромная птица медленно трепыхается на поле… вот она поднимает свой хвост… бежит с трудом на своих двух ногах… все быстрее и быстрее… Вдруг она делает небольшой прыжок… гоп!… и незаметно отделяется от земли…

Мы летим.

Я кидаю взгляд назад… Там, внизу, – длинный ряд ангаров… Утренний ветерок весело треплет их флажки…

Вираж!… Городок приближается. Церковь с любопытством смотрит вверх, стройно возвышаясь над крышами низких домов… Вон светятся маленькие квадраты садов… Несколько телег стоят на рынке… Грузовик, поднимая пыль, несется по Вокзальной улице… Солдаты и крестьяне останавливаются, чтобы посмотреть на нас… Какая милая для взора картина!…

Но это радостное чувство быстро тускнеет. Даже здесь, еще так далеко от фронта, в голове теснится только одна мысль: исполнить задание… Еще раз проверяю на карте свой путь. Впрочем, теперь, когда мы забираем высоту, мне незачем следить за ориентировкой: Энгман знает эту местность, как свои пять пальцев…

Вдруг – трах! Такой здоровый удар слева, что машина круто накреняется вправо. Ага! «Болтнуло!» Энгман, с быстротой молнии, выравнивает самолет, и он мгновенно принимает горизонтальное положение… Не беда: знакомое кушанье…

Я бросаю быстрый взгляд на высотомер: 1000 метров.

Навстречу нам несутся клочья облаков. Прозрачные и тонкие, словно вуаль. Но ради них мы не только не сворачиваем, а без помехи пронизываем их массу. Им это не по вкусу, и они сердито трепыхаются вокруг нас. Ладно! Мы только смеемся над ними…

1500 метров.

Но нам нужно подняться гораздо выше, прежде чем лететь над фронтом. Я смотрю через отверстие вниз на землю. С правого края, в четырехугольной дырочке, виден как раз дом. Я слежу за ним, пока он медленно уходит от нас и слегка отклоняется вправо. Так… значит, правильно: юго-запад. Ведь мы решили, что перелетим через фронт у Сарло… Над фронтом висят облака, – но они кучевые, а не сплошные и не препятствуют правильному наблюдению.

2100 метров…

Теперь остается только пустить в ход фотокамеру, после чего можно лететь в сторону неприятеля.

Я вынимаю аппарат из гнезда и быстро соображаю: солнечный свет и легкий туман… Значит – желтое стекло, открытая диафрагма и экспозиция в 1/280 секунды… Готово!

Я хлопаю Энгмана, чтобы он летел на фронт…

Ах, да, маленькое пояснение. Рев мотора – плохой аккомпанемент для разговора. Поэтому, мы придумали простые условные знаки: удар по правому плечу – вираж вправо, по левому – вираж влево, между лопатками – снова прямо, вперед, а по пробковому шлему – вниз; тот, кто первый увидит самолет неприятеля, машет рукой, а если мы неожиданно попадем под обстрел зенитных орудий, я раскрою несколько раз сжатый кулак.