Купец и общественный деятель П. А. Бурышкин, причисляя Морозовых к сливкам купеческого сословия, писал: «С именем Морозовых связуется представление о влиянии и расцвете московской купеческой мощи. Эта семья, разделившаяся на несколько самостоятельных и ставших различными ветвей, всегда сохраняла значительное влияние и в ходе московской промышленности, и в ряде благотворительных и культурных начинаний. Диапазон культурной деятельности был чрезвычайно велик. Он захватывал и «Русские ведомости», и философское московское общество, и Художественный театр, и музей французской живописи, и клиники на Девичьем Поле».[2] Представители второго и третьего поколений рода Морозовых один за другим пускались в стремительный полет, быстро находя применение той кипучей энергии, которой так славилось их семейство. Но их полет не удался бы, если бы предки не обеспечили им хороших стартовых позиций…
Основателем купеческого рода Морозовых стал дед Саввы Тимофеевича — крепостной крестьянин Савва Васильев сын (1770–1860). Личность незаурядная, обладавшая колоссальной энергией и силой воли, он неустанным трудом добился невиданных высот.
О Морозовых написано великое множество статей, есть книги, имена представителей этого рода то и дело мелькают в мемуарах современников. И всякий раз, когда речь заходит об этой фамилии, не забывают упомянуть, а иной раз и просто подчеркивают одно немаловажное обстоятельство: Морозовы происходили из старообрядческой среды.
Но просто сказать о старообрядческих корнях Морозовых — значит ничего не сказать. К тому времени, когда на арене русского предпринимательства появился Савва Тимофеевич, старообрядчество раздробилось и сильно разветвилось. Староверы рассеялись по просторам Российской империи и во множестве жили за ее пределами. Отдельные их группы, различающиеся особенным отношением к священству, к догматам и канонам и т. д., назывались «согласия», или «толки». Сумма старообрядчества к началу XIX столетия — великая пестрота. Время от времени между согласиями вырастала пропасть даже больше, чем между ними и Синодальной церковью.
Так вот, Савва Васильевич происходил из Гуслиц — области, давно облюбованной староверами, обладающей высокой культурой и большой экономической самостоятельностью. Выходцы из Гуслиц могли опереться на мощную родственную и общинную поддержку. Эта местность охватывала часть восточного Подмосковья (в частности, Богородский уезд), а также западные окраины Владимирского и Рязанского края. Таким образом, гуслицкое старообрядчество жило по соседству с главным экономическим центром коренной России — Москвой и связано было с ней множеством интересов. Гуслицы являлись «традиционным местом расселения старообрядцев всех согласий с преобладанием белокриницкого».[3] Представители этого согласия — в их числе сам Савва Васильевич Морозов и его ближайшие потомки — принадлежали к числу «поповцев», то есть имели собственное священство.[4] А значит, дистанция между ними и Синодальной церковью была несколько меньше, нежели между ней и представителями более радикальных «толков». Да и власть относилась к «попбвцам» более лояльно. Так, им дозволялось занимать ряд руководящих должностей (к примеру, пост председателя Биржевого комитета), что было совершенно невозможно для тех старообрядцев, коих закон трактовал как «принадлежащих к вредным сектам».[5] Немало выходцев из огромного рода Морозовых с течением времени перешли в единоверие или стали прихожанами Православной Синодальной церкви. Среди них не получила распространение твердокаменная ортодоксия. Применяясь к быстротекущим обстоятельствам предпринимательской деятельности, Морозовы держались за веру предков с умеренной цепкостью. Сестры Саввы Тимофеевича Морозова вышли замуж за православных и впоследствии оставили старый обряд. Так что у него было немало примеров «легкого» отношения к религии среди его собственной родни. Во времена его блистательного деда купцы-староверы «стояли в вере» весьма прочно, но постепенно эта прочность размылась…
В Богородском уезде Московской губернии была расположена деревня Зуево. Здесь в семье крепостного крестьянина и родился Савва Васильевич, впоследствии получивший фамильное прозвище «Морозов». Зуево принадлежало помещику В. А. Всеволожскому, а затем — коллежскому советнику Г. В. Рюмину. Напротив Зуева, на противоположном берегу реки Клязьмы, позднее возникнет село Орехово. А в те далекие времена на месте будущего села еще «стоял большой сосновый бор, по берегу Клязьмы тянулись густые заросли орешника. Среди соснового бора, на крутом правом берегу было расположено кладбище, а около него находился небольшой кирпичный завод и постоялый двор».[6]
Савва Васильевич Морозов, он же Савва-старший, до конца дней оставался человеком неграмотным. Об этом говорит справка из статистической переписи 1858 года о составе семьи купца С. В. Морозова: «По безграмотству Саввы Васильевича расписуется сын его Иван».[7] Но неумение писать не помешало ему создать собственное, весьма прибыльное, дело.
С. В. Морозов пробовал свои силы на разных поприщах. Сперва работал деревенским пастухом, потом извозчиком, с 1791 года — ткачом на предприятии купца Кононова по производству шелковых лент. А через шесть лет решился создать собственное дело того же профиля. В 1797 году, с разрешения своего помещика Г. В. Рюмина, С. В. Морозов организовал в родном Зуеве мастерскую по изготовлению шелковых лент.[8]
Исследователи жизни Саввы Васильевича иной раз задаются вопросом: откуда он взял эти деньги, на какие средства впоследствии расширял производство? По слухам, распространяемым «старожилами», Савва Морозов наряду с текстильным производством занимался изготовлением фальшивых монет.[9] Но это не более чем слухи, подтвердить или опровергнуть которые сегодня вряд ли возможно. Важнее другое.
В том же 1797 году Савва Васильевич женился. Его избранницей стала Ульяна Афанасьевна (1778–1861), дочь красильного мастера. Вполне естественно предположить, что за невестой крестьянин получил приданое, которое он мог — с разрешения жены — пустить в дело. Обладала его супруга и другим, поистине драгоценным, достоинством: Ульяна Афанасьевна знала секреты окраски тканей и всемерно помогала мужу в его начинании. Так, граф Д. А. Олсуфьев, университетский приятель Саввы Тимофеевича Морозова, часто бывал в его доме и слышал семейные рассказы о его предках. Вспоминая эти рассказы, он писал, что жена Саввы Васильевича Морозова «…еще сама таскала ведра с краской на первоначальной маленькой фабричке Морозова».[10] Сам хозяин, члены его семьи и наемные работники из числа зуевских крестьян, сидя за ручными станками, изготавливали ткань. Свою продукцию Савва Васильевич продавал скупщикам, для чего ему приходилось регулярно ходить пешком в Москву, преодолевая немалые расстояния с грузом на плечах.
