Закончились экзамены в школе. Прошел выпускной вечер. Мы с грустью расходились по домам. Даже боевая казачья песня "Ой да кони ржут, а пики блещут", которую запел Ваня Гуров с присущим ему азартом, не подняла настроения. Когда же позовут нас на фронт?
Проводы
Крепкая, завидная дружба завязалась между мной, Семой Марчуковым, Павликом Дроновым и Ваней Гуровым. Мы учились в одной школе, трудились в одном колхозе, жили в одном казачьем хуторке, изогнувшемся подковой вдоль сплошной гряды холмов вблизи станицы.
Павлик Дронов - паренек спокойный, неторопливый. У него в кармане всегда имелся табачок - курить он начал рано - и что-нибудь съестное. Вырос Павлик в многодетной семье, и это, видимо, наложило свой отпечаток на его характер.
Ваня Гуров - весельчак и балагур. О таких говорят: за словом в карман не полезет. Любил он пословицы, поговорки. И выражение лица у Вани хитроватое, с усмешкой.
Если Павлик Дронов среди нас был самый тихий, Вапя Гуров - неугомонный, то Сема Марчуков отличался красотой. У него выразительные карие глаза, приятное смугловатое лицо. Рослый, плечистый, он обладал незаурядной силой. В школе никто не мог с ним соперничать в спорте. Не будь войны, Семен мог бы стать отличным спортсменом.
У нас, ребят из казачьего хутора, была склонность к лихости, хотелось быть у всех на виду. Больше всего мы боялись, что нас могут посчитать трусливыми. Свои чувства мы выражали в боевых казачьих песнях. Запевалой был Ваня Гуров. И сейчас, если меня спросят, что я люблю в жизни особенно сильно, я отвечу: "Слушать, как поют казаки".
Тревожное время еще больше сближало нас, укрепляло дружбу.
На наших глазах пустели станицы и хутора. Отцы и старшие братья уходили на фронт. От многих из них давно уже не приходили письма. С замиранием сердца мы вглядывались в черный раструб репродуктора. Как там, на фронте? Что сталось с нашими близкими? Горечь утраты довелось испытать Павлу и мне первыми. Наши семьи почти одновременно получили черные вести о гибели Григория - моего брата и Ильи - брата Павла. Мы услышали причитания своих матерей и сами плакали. Горе все чаще навещало наш хутор.
Мы проклинали немецких оккупантов, но, надо сказать, настоящей солдатской ненависти в нас еще не было. Она пришла позже, пришла через кровь, жестокие бои и гибель друзей.
В первых числах августа фашистские летчики бомбили железнодорожный мост через Медведицу, а затем и районный центр - Михайловку.
На хутора из города потянулись со скарбом на телегах и тачках местные жители. В сторону Дона продолжал двигаться поток машин с техникой и бойцами. Войска передвигались теперь, как правило, ночью. Над дорогами висели вражеские самолеты-разведчики. Все чаще раздавались близкие разрывы бомб. Война вплотную подходила к нашим станицам и хуторам.
22 августа... Вот и мы получили повестки явиться на призывной пункт. Наконец-то! Проводить нас собрались близкие и знакомые. Девушки, понимая, что расстаются с парнями надолго, а то и навсегда, целовали их, не стесняясь своих матерей. И тогда можно было слышать:
- А Ванятка-то мой с твоей Аней целуется, погляди-ка!..
Август - месяц щедрый на фрукты и овощи. Нам, призывникам, совали в карманы и сидоры груши, яблоки, сливы, терн. Женщины - и пожилые, и молодые, - забегая вперед, переходили пыльную дорогу с полными ведрами воды: по казачьей примете, жизнь наша от этого будет полной, как ведра на коромыслах.
Ни одна мать не хотела думать, что сын ее может не вернуться с войны. Отец Павлика Дронова, старый казак Агап, напутствовал нас:
- Друг за друга стойте горой. Исстари повелось у нас, казаков, в станицу не возвращаться с позором. Струсишь в бою - позор! Не меньший позор - оставить друга в беде. Словом, попал друг в беду - умри, но спаси его от той беды. Не кладите грех на душу. Помните, сынки, мой совет...
Мы шли на Камышин, куда нас вел командир из военкомата, шли с вещмешками, набитыми продуктами, с думами о семьях и своем близком будущем.
По пути к нам присоединились юноши из станицы Етеревской, оплаканные, как и мы, матерями. До Камышина дошагали бодро. На ночлег остановились в поле у скирды. Ночью нас разбудили мощные взрывы. Камышин бомбили. На рассвете мы вступили на улицы города, засыпанные битым стеклом, черепками посуды и шифера. Через Волгу переправились благополучно. Пешком и поездом добрались до станции Баскунчак, которая тоже подверглась жестокой бомбардировке. За Эльтоном сели на открытые платформы с углем. Через час почернели от угольной пыли и стали походить на негров.
Вот и Астрахань! Рукава Волги... Вода и вода! На углах улиц ребятишки продают рыбные котлеты, малосольную сельдь и лещей. Совсем близко золотятся купола церкви астраханского кремля, Что ты сулишь нам, славный волжский город?
Лейтенант Туз
Вскоре мы узнали, что зачислены в состав формируемой 159-й отдельной стрелковой бригады, что командиром ее назначен подполковник Александр Иванович Булгаков, в прошлом донецкий шахтер, и что бригада входит в 28-ю армию Сталинградского фронта.
У армии сложная боевая задача: прикрыть астраханское направление, не допустить осуществления черных замыслов врага, рассчитывавшего нанести удар вдоль Волги, выйти к Астрахани, парализовать судоходство по реке.
Личный состав бригады почти поголовно состоял из уроженцев Сталинградской, Астраханской областей и Калмыцкой АССР. Старшины приступили к экипировке бойцов своих подразделений.
Сема Марчуков попал в пулеметчики и вскоре был назначен командиром расчета станкового пулемета "максим". Ваню Гурова зачислили в разведку, а Павла Дронова - писарем в четвертую стрелковую роту. В ту же роту направили и меня - стрелком второго взвода. Многие изъявили желание стать истребителями танков, минометчиками, артиллеристами.
Когда бригада была сформирована, на Казачьем бугре состоялся митинг. В новеньком обмундировании, вооруженные, мы стояли в шеренгах и слушали военного комиссара Максима Никифоровича Михеева.
- Фашисты поставили перед собой задачу - захватить пашу землю и превратить наш народ в рабов. Но на это мы ответим фашистам словами великого революционера-демократа Чернышевского: "Для нас нелепа даже мысль о возможности иноземного ига". Наше дело правое - мы победим!
Военком рассказывал о чудовищных зверствах, чинимых гитлеровцами на советской земле. Он привел, в частности, сообщение партизан из Крыма: фашисты там расстреляли военнопленных, а также мирных жителей, среди которых были старики, женщины и дети. Раненых зарыли вместе с мертвыми в одной могиле. Голосом, потрясшим наши души, комиссар заключил:
- И три дня эта могила шевелилась!
