Он родился в 1580 году во Владимире-Волынском в православной семье. Отец его занимался сапожным ремеслом. Сына своего он обучил русской и польской грамоте, а когда тот подрос, отдал в услужение богатому купцу из Вильно (так тогда назывался Вильнюс), куда и переехал Кунцевич-младший, заняв должность приказчика.
То было время начала унии…
Жил приказчик неподалеку от Свято-Троицкого православного монастыря и регулярно ходил в монастырскую церковь на богослужения. Постепенно он сдружился с монахами, любил беседовать с ними на религиозные темы. Когда же монастырь в приказном порядке обратили в униатский, Кунцевич, по примеру большинства тамошних монахов, безропотно подчинился и тоже стал униатом.
Вскоре он оставил работу у купца, перешел жить в монастырь и начал усиленно посещать занятия в иезуитском коллегиуме. «Здесь-то, – напишет потом православный биограф Кунцевича, – ему и была внушена непримиримая ненависть к вере его предков».
В 1604 году Кунцевич постригся в монахи под именем Иосафата, после чего принялся ревностно проповедовать унию. Очевидно, он умел убеждать, поскольку смог увлечь многих. Православные называли его душехватом. Кто-то даже нарисовал огромного размера картину, где Иосафат изображался в виде дьявола, с рогами и с зажатым в руке крюком, которым тащил к себе людские души.
За проявленное усердие глава греко-католической (униатской) церкви митрополит Ипатий Поцей сделал Кунцевича настоятелем одного из монастырей. Когда же после смерти Поцея новым митрополитом стал Иосиф Рутский, то, рассчитывая на способности Иосафата, взял его с собой в Киев для пропаганды унии.
Правда, там Кунцевичу не повезло. Он додумался явиться в Киево-Печерский монастырь и принялся громогласно насмехаться над православными. Таким способом Иосафат собирался вызвать местных богословов на публичный диспут.
Но слишком уж нагло вел себя пришелец. Дискутировать с ним не стали. Просто вытолкали за ворота, надавав тумаков. На этом деятельность униатского пропагандиста в Киеве закончилась. Сконфуженный, он быстро убрался из города.
Впрочем, карьере Иосафата неудача не повредила. Рутский назначил его архимандритом Виленского Троицкого монастыря (того самого, где он раньше жил). А в 1618 году Кунцевич становится архиепископом Полоцким, получив церковную власть над значительной территорией Белоруссии.
Первое время на новой должности он вел себя смирно, возможно памятуя урок, полученный в Киеве. Обитатели Полоцка даже думали, что их архиерей в душе остается православным, а унию принял притворно, под давлением (так тогда поступали многие). Когда в 1620 году через западнорусские земли проезжал православный иерусалимский патриарх Феофан, полочане собрались послать к нему делегацию, предложив возглавить ее Иосафату.
Сколько мог, архиепископ тянул время, но в конце концов ехать отказался. Это открыло людям глаза на Кунцевича. Удостоверившись, что он настоящий униат, горожане перестали уважать архиерея.
А затем ему пришлось выдержать жесткую борьбу за власть в епархии. Патриарх Феофан, остановившись в Киеве, восстановил на Западной Руси православную иерархию.
Как известно, на Брестском соборе 1596 года большинство архиереев изменили православной вере и перешли в унию. Избирать же вместо предателей новых церковных владык запретил польский король. В Речи Посполитой оставалось лишь два православных епископа – львовский и перемышльский. С их смертью церковь осталась без иерархов. Некому было не только управлять – невозможным стало рукополагать новых священников (это могли делать только архиереи). Поляки, а вместе с ними и униаты, надеялись, что через какое-то время православие в стране просто исчезнет.
Однако патриарх Феофан, невзирая на королевское запрещение, возвел в архиерейский сан нескольких духовных лиц. В частности, полоцким православным архиепископом стал Мелетий Смотрицкий. И хотя открыто появиться в Полоцке новый архиерей не мог (польское правительство приказало его арестовать), он рассылал по епархии свои послания, в которых, помимо прочего, обвинял Кунцевича в вероотступничестве.
Огромное большинство народа тут же признало православного владыку и отказалось подчиняться униату. Греко-католические церкви моментально опустели. Вдобавок ко всему новый противник Иосафата был прекрасно образован, обладал даром красноречия. Конкурировать с ним в этом отношении Кунцевич не мог.
Тем сильнее распалялся униат злобой. Пользуясь поддержкой польской власти, он вытребовал себе в помощь вооруженный отряд и принялся подавлять сопротивление. Храмы закрывали перед ним двери, но Иосафат приказывал солдатам вламываться туда силой. Монастыри брались штурмом. Иногда производились форменные боевые действия. Так, полоцкий Борисоглебский монастырь (построенный еще в начале XIII века) был взят после одиннадцатидневной осады, в ходе которой подвергался пушечному обстрелу и оказался наполовину разрушен.
Примечательно, что Кунцевича заботили не только храмы. Он стремился захватить и монастырские угодья, за которые тоже вел борьбу, наполняя собственные карманы.
Один за другим занимал униатский карательный отряд города – Могилев, Оршу, Мстиславль. Всюду по приказу Иосафата закрывали православные церкви, заключали в тюрьмы и истязали там православных священников. Народ оставался без духовных пастырей. Нельзя было ни крестить младенца, ни повенчать молодоженов, ни отпеть покойника.
Кунцевич не щадил даже мертвых. Нередки были случаи, когда по его распоряжению тела недавно умерших людей вырывали из могил и бросали на съедение псам. По-видимому, именно такие «деяния» Иосафата Украинское радио считает сегодня «образцом чистого служения Господу».
Разумеется, происходившее вызывало возмущение населения, что, в свою очередь, немало тревожило светские власти. «Признаюсь, что и я заботился о деле унии, что было бы неблагоразумно оставить это дело, – писал Кунцевичу литовский канцлер Лев Сапега в марте 1622 года. – Но мне никогда и на ум не приходило, что ваше преосвященство будете присоединять к ней столь насильственными мерами… Безрассудно было бы пагубным насилием нарушать вожделенное согласие и подобающее королю повиновение. Руководствуясь не столько любовью к ближнему, сколько суетою и личными выгодами, вы злоупотреблением своей власти, своими поступками, противными священной воле и приказаниям Речи Посполитой, зажгли те опасные искры, которые всем нам угрожают пагубным и всеистребительным пожаром. Если – избави Бог – отчизна наша потрясется (вы своею суровостью пролагаете к тому торную дорогу), что тогда будет с вашею униею?»
