Жюль Верн оставил неизгладимый след не только в истории литературы, но и в истории научной мысли.
Видные ученые, изобретатели, путешественники с благодарностью вспоминали, что юношеское увлечение Жюлем Верном помогло им найти призвание. Писали об этом К. Э. Циолковский, академик В. А. Обручев, конструкторы подводных лодок американец Саймон Лейк и французский инженер Лебеф, один из первых конструкторов дирижаблей Альберто Сантос-Дюмон, итальянский изобретатель радиосвязи Маркони, изобретатель бильдаппарата Эдуард Белин и создатель автожира Хуан де ля Сиерва, путешественники Фритьоф Нансен, Свен Гедин, Жан Шарко, Ричард Бэрд, исследователь стратосферы и подводных глубин Огюст Пикар, исследователь пещер Норберт Кастере, исследователь вулканов Гарун Тазиев…
Этот список можно удлинить и другими славными именами.
Многие русские ученые увлекались Жюлем Верном не только в юности, но и сохранили любовь к нему до конца жизни.
Д. И. Менделеев называл французского писателя «научным гением» и не раз возвращался к «Путешествию капитана Гаттераса», роману, созвучному его интересам к проблемам освоения приполярных земель.
H. E. Жуковский, основатель современной аэромеханики, держал у себя в библиотеке среди работ предшественников единственную беллетристическую книгу – «Робур-Завоеватель» Жюля Верна.
Поэт и ученый В. Я. Брюсов пропел ему восторженный гимн, как фантасту, предугадавшему грядущие пути научного и технического прогресса:
Я мальчиком мечтал, читая Жюля Верна,
Что тени вымысла плоть обретут для нас;
Что поплывет судно громадней «Грейт Истерна»;
Что полюс покорит упрямый Гаттерас;
Что новых ламп лучи осветят тьму ночную;
Что по полям пройдет, влекомый паром Слон;
Что «Наутилус» нырнет свободно в глубь морскую;
Что капитан Робюр прорежет небосклон.
Свершились все мечты, что были так далеки.
Победный ум прошел за годы сотни миль:
При электричестве пишу я эти строки,
И у ворот, гудя, стоит автомобиль…
Жюля Верна «обычно считают лишь развлекателем юношества, но в действительности он является вдохновителем многих научных исканий» – заметил французский академик Жорж Клод, создавший вместе со своим сотрудником Бушеро опытную установку для использования термической энергии моря. На мысль об этом проекте ученого навели слова капитана Немо о возможности получения электрического тока от проводников, погруженных на разные глубины моря («Двадцать тысяч лье под водой», ч. I, гл. 12).
Тридцать лет спустя после появления этого романа инженер Лебеф, построивший первую подводную лодку с двойным корпусом, назвал Жюля Верна соавтором своего изобретения: писателю принадлежит приоритет не только самой идеи двойного корпуса «Наутилуса», предохраняющего его от огромной силы давления водяного столба, но и обоснование гениальной догадки («Двадцать тысяч лье под водой», ч. I, гл. 13).
«Почти такое же влияние, как личная склонность, на мою любовь к пещерам оказала изумительная книга Жюля Верна «Путешествие к центру Земли», – писал Норберт Кастере. – Я перечитал ее много раз и признаюсь, что читаю и теперь с таким же захватывающим интересом, как когда-то в детстве».
«Хороший научно-фантастический роман, – заметил академик В. А. Обручев, – дает большее или меньшее количество знаний в увлекательной форме, а главное – побуждает читателя к более глубокому ознакомлению с описываемыми в нем странами, явлениями, изобретениями…В качестве примера я могу сказать, что сделался путешественником и исследователем Азии благодаря чтению романов Жюля Верна… которые пробудили во мне интерес к естествознанию, к изучению природы далеких малоизвестных стран».
Крупнейший советский палеонтолог и талантливый писатель-фантаст И. А. Ефремов сказал автору этих строк, что сильнее всего подействовали на его детское воображение и в какой-то степени повлияли на выбор профессии естествоиспытателя два романа Жюля Верна: «Путешествие к центру Земли» и «Двадцать тысяч лье под водой».
Герой Социалистического Труда академик А. Б. Северный, изучающий внутреннее строение звезд, открывший пульсацию поверхности Солнца, в ночь перед защитой докторской диссертации перечитывал «Паровой дом» (по меньшей мере в пятнадцатый раз!), а будучи пятиклассником «прилип» к роману «Из пушки на Луну». «Впрочем, книга эта могла бы остаться и незамеченной, если бы глаза мальчика не желали ее увидеть, – замечает А. Малинов в статье об открытиях академика А. Б. Северного. – Уже в то время он мечтал о благородном, интересном и долгом деле в науке, каким увлеченно владели герои книг Ж. Верна» («Новый мир», 1979, № 10).
Подобными признаниями можно заполнить десятки страниц.
Первые же опубликованные романы принесли Жюлю Верну громкую славу и сделали всенародным писателем.
«Чешские читатели стали поклонниками Жюля Верна так же, как его соотечественники – французские читатели, так же, как итальянские, немецкие и т. д. Может быть, только Тургенев так очаровал мир, как Верн», – писал 15 октября 1874 года в пражской газете «Народни листы» будущий классик чешской литературы Ян Неруда.
По мере выхода в свет романы Жюля Верна немедленно переводились на иностранные языки и вызывали множество откликов в печати всего мира.
Особенно он был популярен в России. Познавательную ценность его сочинений, неистощимость фантазии, живой юмор и легкость изложения отмечали почти все рецензенты. Наиболее проницательные критики безошибочно улавливали суть его литературного новаторства.
Вот характерная выдержка из петербургского журнала «Вестник Европы»: «Обычная тема Жюля Верна – рассказы о фантастических путешествиях, обставленных, по возможности, правдоподобно. Но ко всему этому писатель присоединил совсем новый элемент: фантастичность его рассказов связана с настоящими и предполагаемыми в будущем успехами естествознания и научных открытий» (1882, февраль).
Встречались, правда, и другие оценки. Людям консервативного склада ума нелегко было преодолеть инерцию мышления, понять и принять писателя, изображающего научные открытия с опережением на несколько десятилетий.
Рецензент русского издания «Путешествия капитана Гаттераса» признал книгу Жюля Верна в высшей степени неудачной: «Автор толкует об открытии Северного полюса как о факте и обставляет это описаниями, которые могут сбить с толку людей с неустановившимися прочно научными знаниями. Читатель согласится, что подобная галиматья едва ли интересна в книге для легкого чтения. Непростительное шарлатанство автора!» («Библиограф», 1873, сентябрь).[1]
