Хотя искусство нередко ищет в современном прочтении «Фауста» пути к просвещению или искуплению, повседневное использование термина «фаустовский» почти всегда имеет отрицательный оттенок. Соединение дьявола с германскими корнями этой истории вызывает неизбежные ассоциации с режимом нацизма – и здесь одним из примеров является «Мефисто» (1936) Клауса Манна. Другие авторы соглашаются с характеристикой современности, данной Шпенглером, но кажется, что одно не слишком отличается от другого. Идея сделки Фауста с дьяволом нашла воплощение даже в таких областях, как внешняя политика США и генетика.
Фауст превратился в метафору модерна, применимую не только к величайшим достижениям человечества, но и к тёмным сторонам современной жизни.
Подобно гомункулусу, созданному магом эпохи Возрождения, история Фауста обрела собственную жизнь. Но правдива ли эта история? Следя за упоминаниями о Фаусте на страницах исторических документов и путешествуя по местам, где он мог бывать, я пришёл к убеждению, что легенда, которую мы привыкли называть «Фаустом», не вполне идентична реальному Фаусту – человеку, жившему около 500 лет назад. Оказалось, что образ, ставший известным из произведений великих художников и тиражированный в несчётных копиях, далёк от истины.
Из зыбкого болота легенды поднимаются лишь неясные блуждающие огни, столь же иллюзорные, как и великий дух, которого он называет своим спутником. В самый момент своего появления в исторических записях Фауст получает репутацию наихудшего сорта – ту, которая приклеивается намертво, как дурная кличка к собаке. Откройте любой словарь или энциклопедию – и поинтересуйтесь, что пишут о Фаусте? Раз за разом все повторяют лишь одно слово: «Шарлатан».
Невозможно отрицать, что для XVI века появление Фауста было скандальным событием. Он объявлял себя величайшим из живущих магов и утверждал, что владеет тайным искусством некромантии, заявляя даже о своей способности творить чудеса, приписываемые Иисусу. Это вызвало ропот среди его современников и в итоге привело к тому, что Фауста обвинили в наихудших преступлениях и личных пороках, какие можно было вообразить в то время. Реакция современников была такой же скандальной. С тех пор история ошибочно рассматривала Фауста только в отрицательном свете. Но известны ли доказательства того, что Фауст вызвал из ада демона Мефистофеля и заключил соглашение с дьяволом, совершив всё то, в чём его обвиняли? Несомненно, что Фауст не был святым, но и дьявол не всегда так беспросветно чёрен, каким его обычно изображают. Хотя за 500 лет образ настоящего Фауста мог несколько расплыться, внимательное исследование позволяет взглянуть на его жизнь критически и беспристрастно.
Неправильным является не только отношение к личности Фауста, но и любые другие оценки, которые, по сути, были сделаны ещё во времена Возрождения. Со времени выхода в свет в 1964 году исследования о Джордано Бруно госпожи Френсис Йейтс (известного историка и дамы-командора ордена Британской империи), поместившей оккультизм в центр любого понимания эпохи Возрождения, развитию этой идеи были посвящены лишь несколько научных работ, причём особенно слабо изученными оказались ранние годы Северного Возрождения. Хотя в 2004 году профессор Осман Дурранди назвал Фауста «иконой современной культуры», упоминания об этом человеке отсутствуют в современной ему общей истории и редко встречаются даже в работах более узких специалистов{3}. В 1979 году профессор Уэйн Шумейкер из Калифорнийского университета в Беркли отметил: «Я пришёл к выводу, что традиционное понимание образа мысли, существовавшего в эпоху Возрождения, является если не совсем ложным, то не более чем наполовину правильным». Образ Фауста принадлежит как раз этой, «неправильной» половине. Он отражает забытую или даже тайную сторону своего века. В этом смысле найти реального Фауста – значит открыть реальную историю того периода.
Столь непростая задача настоятельно требует глубокого понимания всех сложностей того периода. Как предмет биографического исследования, Фауст представляет действительно непростую проблему. Мы знаем о нем со слов других людей, из которых Фаусту симпатизировали лишь немногие, а большинство было настроено откровенно враждебно. Всё, что мы знаем о Фаусте, – либо вторично и необъективно, либо заведомо предвзято. Это приводит к двум возможным подходам в оценке Фауста: мы должны или принять его как почти целиком вымышленного литературного персонажа, или очистить образ Фауста от всего, что не может считаться доказанным. Оба подхода имеют недостатки, в равной степени не позволяющие раскрыть сложный характер человека по имени Фауст и то, в какие трудные времена он жил.
Свидетельства жизни Фауста, не вызывающие сомнения своей подлинностью, встречаются в очень немногих исторических источниках. В результате серьёзных исследований за последние более чем 100 лет найдено всего 7 современных Фаусту документов, проливающих свет на эту фигуру. В 1507 году о Фаусте впервые написал аббат Йоганн Тритемий (1462–1516), и в 1513 году о нём упомянул приятель аббата, Конрад Муциан Руф (обычно его называют просто Муцианом, 1471–1526). Затем, в 1520 году, имя Фауста появляется в приходно-расходной книге Георга III Шенка фон Лимбурга (1470–1522), епископа Бамбергского. Следующие документы, в которых упоминался Фауст, будут написаны лишь через 8 лет, причём с разрывом в несколько дней. Первый относится к записям метеорологического журнала приора Килиана Лейба (1471–1553) за 5 июня 1528 года, а второй представляет собой официальную запись из документов города Ингольштадта от 15 июня того же 1528 года.
В Нюрнберге Фауста отметили в официальных записях 1532 года. Позднее его упомянул Иоахим Камерарий (Иоахим Липгард) в письме, датированном 1536 годом. Когда доктор Филипп Бегарди писал о Фаусте в своём труде Index Sanitatis (опубликованном в 1539 году), он утверждал, что Фауст уже умер.
Наибольший интерес вызывает свидетельство аббата Тритемия, автора первого упоминания о Фаусте. Будучи одновременно выдающимся магом и высокопоставленным священником, осуждавшим и в то же время практиковавшим занятия астрологией, этот человек не только регулярно подвергался обвинениям в чёрной магии, но и критиковал других за то же самое. Во времена, когда покровительство со стороны аристократии имело первостепенное значение, Тритемий активно участвовал в политике, то и дело нападая на своих конкурентов. Осуждая того, кто своим «назойливым шумом привлекает внимание королей и правителей», Тритемий в то же время с неподобающим монаху усердием предъявлял собственные полномочия сильным мира сего{4}. Кроме прочего, Тритемий был человеком со связями: одно время к нему прислушивался даже император Максимилиан I. Среди друзей аббата Тритемия числились многие из тех, кто впоследствии оказался в лагере недоброжелателей Фауста, – например, Муциан. В целом это была противоречивая личность.
