Чтобы рассчитаться с оставшимися после беглеца долгами, Хелен пришлось продать и поместье Вилльнес, и все движимое имущество, включая богатейшую коллекцию произведений искусства, собранную графом, и даже гельсингфорсскую квартиру. Забрав четверых младших детей, мать переехала в маленькое поместье в Латвии. Но если финансовый крах Хелен и смогла перенести, то бойкот, устроенный ей местной аристократией, истощил и до того подорванное здоровье женщины.
23 января 1881 года Хелен умерла от сердечного приступа в возрасте 39 лет.
Попечительство над оставшимися без родителей детьми взяло на себя семейство Юлинов. Они отправили Густава во Фредриксхамн поступать в дешевый кадетский корпус. В возрасте 15 лет Маннергейм стал кадетом на положении казенно-коштного, что означало проживание в казарме. Для Густава началась совсем другая жизнь: спертый воздух многолюдной спальни, подъем в 5.45, из пищи — только хлеб, картошка и селедка. Спесивый нрав кадета Маннергейма сделал его завсегдатаем карцера. Семья была в ужасе. Бабушка писала сестре матери, тете Хане, в Стокгольм, что у мальчика мрачное будущее. У него отсутствует чувство чести и не хватает ума даже на то, чтобы позаботиться о собственном развитии и закончить кадетский корпус, получив, таким образом, возможность зарабатывать себе на хлеб — то, что вынуждены делать другие бедные мальчики.
Но сам Густав не разделял мнения родни о своем мрачном будущем. Наоборот, в отличие от многих других кадетов, не утруждающих себя размышлениями о карьерных махинациях, он всерьез задумался о своем месте в войске Великого княжества Финляндского и пришел к выводу, что в качестве выпускника кадетского корпуса Фредриксхамна ему действительно мало что светит. Выход напрашивался один — поступить в русское военное училище, чтобы в дальнейшем сделать карьеру в России. Густав нацелился на Пажеский корпус в Санкт-Петербурге. Но на пути к реализации этого замысла возникло два препятствия. Во-первых, у него не было оценки «отлично» по поведению, во-вторых, не было средств. И тут отчаянный хулиган и дебошир проявил чудеса работоспособности и самодисциплины. Он упорно занимался по всем предметам и вел деловую переписку, стараясь привлечь к своей судьбе внимание влиятельных родственников и знакомых. В конце концов ему удалось подняться на третье место по успеваемости в классе и получить по поведению «хорошо». Директор кадетского корпуса пообещал дать рекомендации, а родственники по отцу заверили, что походатайствуют за него в Санкт-Петербурге. Густав уже собирал чемоданы, но директор кадетского корпуса не сдержал своего обещания, не дал рекомендаций и не поставил по поведению «отлично». К тому же родственники по линии матери решили: раз Маннергеймы хлопочут за Густава в Петербурге, то пусть они и платят за его обучение и проживание. Семейные дрязги протянулись вплоть до весны 1886 года, когда Густаву исполнилось 19 лет, и поступать в Пажеский корпус было уже поздно. Оставалось одно — заканчивать учебу во Фредриксхамне и выбирать между службой в Финской гвардии в Гельсингфорсе, либо в драгунском полку в Вилльманстранде, либо в одном из стрелковых батальонов, имевшихся в каждом ляне, на чем, собственно, и настаивало большинство из его родственников.
Обида обуяла юношу, и он, сознательно или нет, отомстил за сотворенную по отношению к нему несправедливость.
24 апреля 1886 года кадет Густав Маннергейм, самовольно покинув казарму, отправился на постоялый двор, взял там лошадей и уехал за город. Чтобы скрыть свое отсутствие, Густав попросил одного из кадетов подложить после отбоя в его постель «куклу», сооруженную из шинели и подушки. Возможно, фокус и удался бы, вернись Густав до подъема, но его не было. Дежурный офицер, обнаруживший муляж, доложил о незаконном отсутствии. Директор корпуса — генерал Карл Энкелль, принял решение незамедлительно исключить кадета Маннергейма. Специально или нет Густав не вернулся в казарму — неизвестно. Поговаривали, что он так напился, что был не в состоянии идти. По другой версии, он задержался у женщины. Поскольку точных свидетельств о местопребывании Маннергейма не обнаружилось, многие склонялись, что имели место оба варианта.
Как бы то ни было, Густаву следовало подумать о своей дальнейшей судьбе. Родственники уговаривали его попробовать себя на гражданском поприще. Но Маннергейм решил не отступать от намеченной линии и стал стучаться в русские военные училища. Прозондировав возможные варианты, Густав остановился на Николаевском кавалерийском училище, где было двухгодичное обучение и после сдачи экзаменов можно было рассчитывать на хорошее место в армии.
В июне 1886 года Маннергейм в сопровождении дяди Юнне фон Юлина отплыл в Санкт-Петербург. Однако в столице Российской империи Густава ждали новые препятствия. Для начала ему просто необходимо было выучить русский язык. С этой целью юношу определили в армейский Чугуевский лагерь неподалеку от Харькова. Проведя в походных условиях две недели, Маннергейм написал своему дядюшке Альберту в Гельсингфорс, что русская армия потеряла в его глазах всякий блеск. И главной причиной разочарования молодого Маннергейма была финансовая сторона дела. В Чугуевском лагере корнет драгунского полка получал на руки 200 рублей в год. Из них ему приходилось вносить свою долю на офицерские вечеринки, представительские расходы, в офицерскую кассу. На эти же 200 рублей корнет должен был покупать обмундирование и лошадь, да еще и содержать их в надлежащем виде. Прикинув всю эту нехитрую математику, Густав понял, что без дополнительных доходов ему офицерская должность не по карману. А родственники раскошеливаться упорно не хотели. Пришлось Густаву смириться с судьбой и на время отказаться от карьеры военного. Вернувшись в Гельсингфорс, он вновь поступил в лицей, откуда его когда-то исключили. Но теперь это был уже другой человек — трудолюбивый, дисциплинированный и настойчивый. Вот где сказалось закаливающее воспитание Хелен. Даже переболев тифом, Густав сумел сдать выпускные экзамены с хорошими отметками.
И снова он стал подумывать о поступлении в Николаевское кавалерийское училище, ведь теперь о своем неудачном обучении в кадетском корпусе можно было и не вспоминать. На сей раз дело выгорело. Хотя и не обошлось без протекции, но Маннергейм все же стал курсантом Николаевского училища и 16 сентября 1887 года принес присягу на знамени.
Учился Маннергейм на удивление прилежно, все тяготы казарменного положения переносил стойко. Он с ожесточенным упорством боролся за хорошие отметки и по верховой езде, и по черчению карт, а по поведению у него было всегда только «отлично». Густав метил высоко, он рассчитывал после окончания училища попасть в гвардейский полк, а туда зачисляли только по оценкам. Но одного усердия для настоящей карьеры в русской армии было недостаточно — это Маннергейм усвоил быстро. Нужны были связи. Поэтому Густав мечтал попасть не просто в гвардейский полк, а в кавалергарды. Почетным командиром этого единственного придворного полка была императрица, которая знала всех офицеров по именам. Большие надежды возлагал Маннергейм и на свой рост — 1 метр 94 сантиметра. Почетный караул при дворе всегда набирали из самых рослых офицеров-кавалергардов. Кроме этого, его часто будут командировать на придворные рауты, где Густав и собирался приобрести известность.
