Закидывание ног оказывается результативным, и к нам подсаживается американец. Не спрашивая, он заказывает нам еще по одной «Пиноколаде», указав официанту на то, что мы пьем. Американец мил, но стар. Несмотря на заметную подтяжку век и кожи на шее, а также вставные белоснежные зубы, я чувствую «выдержку». Как говорит моя подруга, мужчины, как хорошее вино, с возрастом только лучше. Ха-ха, правда, у них иногда застревает пробка . Тут же, откуда ни возьмись, появляется его друг, который, как выяснилось, развлекался где-то с тайской массажисткой. Поведав нам историю о своем доме в Лос-Анджелесе по соседству с Сашей Коен, американцы зовут нас «проехать в номер». Вернее, в другой бар. Слишком быстро, ребята! Нам это не интересно, и мы отказываемся.
Покидаем кубинский бар с гордо поднятой головой. Мила не скрывает разочарования:
— Вот черт! Одни уроды!
— Может, домой? — с надеждой спрашиваю я. — Видимо, вечер не задался.
— Ты издеваешься? — шипит Мила. — Я, между прочим, потратила кучу дорогой косметики, пытаясь создать видимость полного отсутствия макияжа. Хотя бы эти средства я намереваюсь сегодня вернуть!
— Лично меня ты старательно вгоняешь в долги, — вздыхаю я.
На очереди ирландский паб. Здесь тоже одни иностранцы. Мила оглядывает публику еще с порога.
— Похоже, есть чем поживиться! — резюмирует подруга.
Мы занимаем место у бара. Больше всего на свете я хочу спать. В таком состоянии мне действительно все кажутся уродами. Уехать одна я, конечно же, не могу. Спонсором вечеринки сегодня выступает Мила, а у меня нет денег даже на такси. На ночном трамвае ехать, естественно, не хочется. Чтобы не уснуть и не удариться лбом о барную стойку, я гордо запрокидываю голову назад, смеюсь (иногда невпопад). Пока я проделываю эти противосонные процедуры, на Милу высаживается греческий десант. Один — чуть выше среднего роста в стильных джинсах, очках, придающих интеллигентность лицу, и рубашке, у которой расстегнуты две верхние пуговицы. Зовут красиво — Димитрий. Вьющиеся волосы зачесаны назад. В целом ничего. Правда, мне не нравится его слишком греческий нос. Два других — уроды. Я слишком долго боролась со сном, и все прозевала. Димитрий явно настроен на Милу. Следовательно, один из уродов — мне. «Греческий нос» активно суется не в свои дела и интересуется нашей национальностью, целью пребывания в Праге; возрастом (восемнадцать, надеюсь, есть?) и планами на остаток вечера. Выясняется, что планы у нас отсутствуют, потому перемещаемся в очередной дискобар. Мила для общества (то есть для меня) на сегодня уже потеряна. От нечего делать, напоенная халявными коктейлями, я иду танцевать.
Вы никогда не замечали, что представляют из себя танцполы? Девяносто пять процентов отданы в полную власть женскому полу. Мужчины, как правило, не танцуют. Я имею в виду, достойные экземпляры. А если танцуют, то так нажрутся, что их пляски больше похожи на метания подстреленного бегемота.
В пользу славянских девочек могу сказать одно — нам от природы дана пластика и изюминка, мы всегда в центре внимания. Ухоженные европейки в целом ничего, но только как фон нам. Наслаждайтесь, девочки!
Я танцую для себя, но краем глаза замечаю, что барная стойка уже обратила на меня внимание. Вот черт! Ведь все равно придется вернуться к греческой тусовке!
Мила времени зря не теряла. Телефонный обмен осуществлен, но мудрая подруга, конечно же, не соглашается ни на какие совместные засыпания. Не на того напал! Прежде поскачешь вокруг, родимый.
Нас провожают домой. Я еду несолоно хлебавши. Мила безумно довольна.
— А Димитрий-то ничего, — ухмыляется она.
— Так ведь грек, родная. Сегодня одна, завтра другая, сама же знаешь.
— Сегодня и завтра я, а там посмотрим, — смеется Мила.
Завтра наступает для меня в два часа дня. Суббота. Слава богу, хотя бы сегодня нет необходимости соскакивать с постели в семь утра и весь день изображать труженика тыла! Как же я все-таки устала сама себя содержать!
Телефонный звонок не дает мне в полной мере посмаковать жалость к самой себе. Мила.
— Ты уже обедала? — орет она слишком возбужденным для моего утра голосом.
— Я только встала и подсчитываю, сколько должна тебе за вчерашний вечер. Есть хочется все меньше.
— Прекрасно! Едешь с нами! Мы, как приличные девушки, приглашены на субботний ланч.
— Кто это мы? Ты-то понятно. Но мне что делать в вашей прекрасной компании?
— Послушай, — закипает она, — поешь вкусно и на халяву! И вообще, чем тебе еще заняться? Поедешь — долг прощу.
— Что-то ты слишком щедрая, — тяну я, пытаясь предположить, что же на самом деле кроется за ее предложением. — Где подвох, говори!
— С Димитрием будут еще три друга.
— Все, конечно же, уроды!
— Не знаю, я их не видела еще, — оправдывается Милка. — Ну, посидишь чуть-чуть да уйдешь, если не понравится. Мы едем за тобой. Будь готова через пятнадцать минут.
Через тридцать минут мы сидим в итальянской пиццерии. Приличные папаши выводят сюда по выходным свое семейство. На мне розовый топ и шоколадного цвета кофта. Выгляжу нежно, как ранний подснежник, под стать публике.
Мила снова в коротком. И юбка, и топ просто нахально кричат о необходимости срочных капиталовложений в их хозяйку. Выведенные в свет мамаши, наблюдая подобное зрелище, давятся пиццей. «Греческий нос» с частью капиталов, похоже, расстаться готов, потому смело кладет волосатую ручищу на Милину оголенную коленку.
Трое друзей оказываются еще хуже вчерашних. В них мне не нравится совершенно все. Если у вас смуглая кожа и темные волосы, зачем надевать черные джинсы, темные рубашки и лакированные туфли с длинными носами? Кто вас этому научил? От мысли, что находится под темными рубашками и джинсами, становится дурно. Видимо, не мои выходные. У всех троих из-под джинсов выглядывают полосатые носки… Как мило. Через час вялой беседы, моего сосредоточенного жевания и усиленно создаваемого впечатления, что плохо понимаю по-английски, прощаюсь и ухожу. Мы все используем друг друга. Вы — мое тело, я — ваш кошелек. Но чем практичнее цель, вкладываемая мной в отношения, тем примитивнее используют меня, даже не пытаясь это завуалировать. И как бы циничен ни был мой мозг, душе все равно хочется романтики. И веры в сказочную любовь наяву.
На моей кухне Мила появляется только через две недели.
— Где грек? — с порога встречаю ее я.
— Видел грека в реке рак! — со злостью парирует подруга.
— Проходи. Чай? Кофе? Потанцуем?
Как выясняется (надо же, удивила!), греку нужен был только секс. Капиталовложения в Милу ограничивались регулярными кормежками. Видимо, чувак резонно рассудил, что с голодной никакого прока! В постель не затащишь, а когда она ест, говорит меньше. Тратиться на что-то сверх этого Димитрий не пожелал. Стандартный греческий вариантик. Как и все. Милу такое положение дел в корне не устраивало. Секс сексом, но, кроме как поесть, у нее еще масса всевозможных желаний. К тому же поглядывания на чужие короткие юбки с топами, что тоже характерно для всех известных мне греков, очень раздражают. В очередной раз закатив Димитрию скандал, Мила с гордо поднятой головой удалилась в туалет, дав время другу подумать. А когда вернулась, «греческого носа» не обнаружила. Видимо, подумав, он отправился за новой пассией. Ушел, так сказать, по-английски.
