- В Ленинград.
- Возьмите меня с собой, - попросил паренек - Я здесь все дороги наперечет знаю! Проберемся из Красных Шим в Дубки, потом заночуем в Столешнем, потом пойдем дальше. Глядишь, и выберемся. Вы не бойтесь. Меня зовут Генкой Смирновым.
- Я-то тебя не боюсь, Генка, - сказал Балебин. - Мне бы только поесть надо. Проголодался.
- А мы по дороге зайдем к тетке Зинаиде, она даст поесть. Немцы здесь не успели прочистить, а в других местах грабят да убивают!
Вдвоем они поспешно вырыли неглубокую могилу и похоронили штурмана и стрелка-радиста. Прощаясь с друзьями, Василий Алексеевич сказал:
- Не обессудьте, братцы. После войны поставим вам памятник, а теперь я воевать за нас троих буду.
Накануне - было это 15 июля 1941 года - жители деревни Красные Шимы, что в Осьминском районе Ленинградской области, наблюдали за неравным поединком советского бомбардировщика с фашистскими истребителями. Деревня уже находилась на территории, захваченной противником. За происходившим в небе боем колхозники наблюдали тайком, чтобы не попасться на глаза фашистам.
Сначала задымил один вражеский истребитель. Переворачиваясь в воздухе, оставляя за собой черный след дыма, он со страшным гулом летел к земле. А когда задымил второй, наш тяжелый бомбардировщик тоже стал терять высоту. Он быстро падал, выбрасывал из моторов буровато-черный дым. И те, кто смотрел на этот бой в небе, в страхе закрывали лицо руками. Неужели никто из советских летчиков не спасется? Оставались считанные секунды, и тогда люди увидели, как сквозь дым от бомбардировщика отделился черный комочек. Секунда, другая - и над человеком раскрылся, наполняясь воздухом, белый купол парашюта.
Спустя некоторое время неподалеку от Красных Шим уже догорали три костра. Ветер далеко разносил запах металлической гари.
В тот день, еще на рассвете, наша воздушная разведка обнаружила продвижение танков противника. От озера Самро они держали направление на север, к Ленинграду.
Эскадрилья бомбардировщиков, в которой воевал с начала войны Василий Балебин, получив координаты цели от воздушного разведчика, без промедления вылетела на задание. Наши летчики застигли фашистов на марше. В то время, как экипажи ДБ-3 начали прицельное бомбометание, истребители сопровождения открыли пулеметно-пушечный огонь по фашистам, устроившимся на броне. Надо было видеть, какая суматоха поднялась у немцев, когда бомбы разорвались в голове и в хвосте колонны! На дороге образовалась пробка. От метких попаданий тяжелые танки, загораясь, останавливались, чадили не хуже паровозных труб. Танкисты выскакивали из горящих машин и разбегались в страхе. Большинство опрометью неслось в лес, но и там их настигал огонь наших истребителей.
Фашисты, чтоб предотвратить окончательный разгром своей колонны, подняли с ближайшего аэродрома большой наряд "мессершмиттов".
Истребители противника появились с некоторым запозданием, но было их много.
Перед полетом Василию Балебину говорили:
- Будь осторожен, Василий Алексеевич! Он, застегивая шлем и садясь в самолет, отвечал уверенно:
- Меня не собьют!
Нельзя сказать, чтобы Василий Балебин был неопытным. За боевые успехи он уже был награжден орденом Красного Знамени, штурман Шпортенко не раз отличался в воздушных схватках, стрелок-радист Кравченко тоже выдержал уже не одну вражескую атаку - после 22 июня экипаж летал бомбить порт Мемель, дрался над Самро, Двинском, ходил на далекую Ваазу.
Здесь, у озера Самро, соотношение сил сложилось явно в пользу немцев. Шпортенко метко отбивал атаки истребителей противника спереди, Кравченко из задней полусферы. На четвертом заходе ранило стрелка. Потом осколками зенитного снаряда перебило штурвал, самолет стал терять управление. Закружились поля, деревья, куда-то провалилось озеро.
За минуту до гибели Шпортенко заметил противника и успел передать летчику:
- Сзади и сверху - "мессеры". Кравченко отбивает четвертую атаку.
Балебин старался изо всех сил оторваться от врагов, но ничего не получалось. В смертельной схватке были убиты и штурман, и стрелок. Пришлось Балебину выброситься из горящей машины на парашюте.
Очутившись на земле, летчик отчетливо услышал позади себя пулеметные очереди: к месту падения бомбардировщика уже спешили гитлеровцы.
Забравшись в пересыхающее болото, Балебин просидел весь день, а когда стемнело, зарыл морской китель у приметного дерева и остался только в шерстяном свитере. Надо было пробираться к линии фронта. До рассвета летчик блуждал в лесу, настороженно прислушиваясь к малейшим шорохам. Погони не было. И Балебин решил вернуться к самолету.
Балебин шел за Генкой след в след. Мальчишка легко и ловко пробивал дорогу среди болот и кустарников. Чувствовалось, что местность он знает назубок. Петляя по узким тропинкам, уводя Балебина то влево, то вправо, он шел уверенно и твердо, будто опытный лесничий.
Скоро показалась большая дорога, а за ней чернели дома деревни.
- Подожди меня здесь, дядя Вася, - сказал Генка, когда кустами они подошли к крайним домам. - Я сбегаю вон к той избенке, узнаю, что там, а потом свистну. Как бы на немцев не наскочить.
И паренек быстро шмыгнул в подворье.
- Тут грабиловка была, - вернувшись, сказал Генка. - Тетку мою дочиста обобрали.
На крыльце стояла худая, укутанная шалью седая женщина.
- Она покормит нас, - сказал Генка, - а потом пойдем спать на сеновал. Никто не догадается, отоспимся.
Зинаида накормила летчика и Генку и тут же отправила их в сарай.
Балебин никак не мог уснуть, хотя и слипались глаза. Он тяжело вздыхал, о чем-то думал.
- Вам видно, очень к своим летчикам хочется? - неожиданно спросил Генка.
- А ты как думаешь?
- Я думаю, очень.
- Раз так думаешь, значит, поможешь мне выйти к нашим. В полку, наверное, уж считают нас всех погибшими.
- А большой у вас полк, дядя Вася?
- Большой, самолетов много. И командиры у нас хорошие. Один полковник Преображенский Евгений Николаевич десятерых летчиков стоит. Боевой, смелый.
- А самолеты далеко летают? До Берлина могут долететь?
- Могут, Генка! Я бы и сам полетел, да вот видишь... Как ты думаешь, пробьемся?
- Со мной пойдешь - наверняка пройдешь. - А почему ты так уверен?
- Со мной не пропадешь, - самоуверенно повторил Генка. - Проверено. Все тропиночки исхожены под Красными Шимами. Батька охотился, а я помогал. Где только мы ни ходили!
- А где же твой батька?
- К батьке по дороге зайдем. Я ему говорил: если придут немцы, я уйду, убегу! Он меня не корил за самовольство. А какое тут самовольство? Батька сказал мне: "Всем сразу уйти нельзя. Попадемся! По одному следует уходить. Не так заметно". А по одному уходить, по-моему, тоже плохо. Попадешься напрасно погибнешь. Никто не узнает. Лучше всего вдвоем пробираться к своим.
