Женщины, которые мыли пол в предпоследний день, рассказали потом, что пол приказали вымыть всюду: в комнатах Семьи и внизу – на первом этаже, где жила охрана. Вымыли они пол и в той комнате.
Починили электричество, поставили решетку, помыли полы… Обо всем подумал Юровский.
В эти дни завершились записи в книге дежурств караула:
«10 июля заявление Николая Романова об открытии окон для проветривания помещений, в чем ему было отказано.
11 июля. Была обычная прогулка семьи: Татьяна и Мария просили фотографический аппарат, в чем, конечно же, им было отказано комендантом».
Да, в доме был фотоаппарат. Тот самый, конфискованный у царицы, когда впервые она вошла в Ипатьевский дом. Аппарат лежал в комендантской бывшего фотографа Якова Юровского.
Сын чекиста Михаила Медведева: «Отец говорил, что в „Американской гостинице“ в эти дни было совещание. Его проводил Яков Юровский. Участие в расстреле было добровольным. И добровольцы собрались в его номере… Договорились стрелять в сердце, чтобы не страдали. И там же разобрали – кто кого. Царя взял себе Петр Ермаков. У него были люди, которые должны были помочь тайно захоронить трупы.
И главное, Ермаков был единственный среди исполнителей политкаторжанин. Это был один из самых почетных титулов среди революционеров. Отбывший каторгу за революцию!
Царицу взял Юровский, Алексея – Никулин, отцу досталась Мария. Она была самая высоконькая».
(Михаил Медведев мог считать себя обиженным. Следующий почетный титул революционера – политзаключенный. Им и был Михаил Медведев – профессиональный революционер, бывший матрос, отсидевший в царской тюрьме. Его настоящая фамилия – Кудрин; Медведев – партийный псевдоним по одному из бесчисленных паспортов во время партийной работы в Баку. С 1918 года работал в ЧК. Это было не так часто среди «старых» революционеров. Как правило, они отказывались работать в ЧК: не хотели арестовывать эсеров – сподвижников по прежней борьбе с царем.)
Остальные княжны и челядь достались однофамильцу чекиста Медведева – Павлу, начальнику охраны в Ипатьевском доме, еще одному чекисту – Алексею Кабанову и шести латышам из ЧК.
Юровский договорился: ровно в полночь во двор должен был въехать грузовик. С грузовиком должен был приехать Петр Ермаков. Грузовик этот должны были забрать из гаража Совета. И заменить шофера.
За руль должен был сесть Сергей Люханов – шофер автомобиля при Ипатьевском доме. На этом грузовике и должны были увезти их трупы.
В городе было неспокойно. Юровский назначил пароли. Пароль в день казни был «трубочист».
Они обожали революционную риторику, именно «трубочист», ибо они собрались чистить грязные трубы истории…
Теперь оставалось решить, где совершить казнь. Сомнений у коменданта не было. Рядом с кладовой была та комната – он ее сразу приметил: комната выходила в глухой Вознесенский переулок. На окне ее была решетка, и окно это утыкалось в косогор. Так что комната была полуподвальная, и если зажечь свет, его совсем не будет видно на улице из-за высокого забора…
Время было голодное. Работать придется всю ночь. И Юровский разрешил монашкам из монастыря принести молоко и корзину яиц – для Алексея. И попросил получше укладывать яйца, чтоб не бились. Он позаботился обо всем.
Последний день
В тот последний свой день, 16 июля, они встали в 9 утра. Как всегда, собрались в комнате отца и матери и вместе молились.
Раньше они часто пели хором – херувимскую песнь и другие духовные песни. Но в последние дни (как отмечали стрелки охраны) они не пели.
В 9 утра, как всегда, пришел в Ипатьевский дом комендант Юровский. В 10 они пили чай, а комендант обходил комнаты – «проверял наличие арестованных».
В это же время и принесли яйца и молоко. И Юровский сообщил об этом Аликс, он был рад этой своей идее – во всяком случае, у них будет хорошее настроение. И яйца пригодятся. Потом.
На прогулку в этот день он отвел им час, как обычно. И, как всегда, они гуляли – по полчаса утром и до обеда.
На прогулке их видел охранник Якимов. Он сказал, что гуляли только царь и княжны, а Алексея и царицу он не видел.
Она не выходила и целый день провела в комнате.
Из «Записки» Юровского: «16 июля пришла та телеграмма из Перми на условном языке, содержащая приказ об истреблении Романовых. В 6 часов вечера Филипп Голощекин предписал привести приказ в исполнение».
Что это за телеграмма? И откуда это слово – «приказ»? И кто мог отдать приказ военному комиссару всей Уральской области Голощекину?
Механизм расстрела
Еще раньше, в конце июня, когда в Москве распространился ложный слух о расстреле Николая II, от имени Совнаркома был послан запрос на Урал. Полученный ответ – «Все сведения об убийстве Николая Романова – провокация» – пришел за подписью: «Главнокомандующий Северным Урало-сибирским фронтом Р. Берзин».
После измены Муравьева власть на Урале сосредоточилась в руках латышского революционера, командующего фронтом против наступавших чехов – Рейнгольда Берзина. Ему, очевидно, и было поручено Москвой запустить механизм расстрела Семьи. Это было логично, он мог быть гарантом того, что Уралсовет не сделает этого прежде, чем судьба Екатеринбурга будет решена.
Только он мог точно знать этот роковой час. Только он – Главнокомандующий – мог приказывать военному комиссару. И 16 июля, поняв, что положение города безнадежно, Берзин, видимо, отдает свой приказ, приговорив к смерти 11 человек, в том числе несовершеннолетнего мальчика.
В 1938 году Рейнгольд Берзин погибнет в сталинских лагерях.
Перед Апокалипсисом
Было 7 вечера.
В это время Семья Романовых пила чай. Последний чай. Еще утром пришли и забрали поваренка Седнева. Аликс очень обеспокоилась и послала Боткина спросить, в чем дело. Объяснили: у поваренка встреча с дядей и он скоро вернется.
Получив приказ Берзина, осторожный Филипп Голощекин решает на всякий случай протелеграфировать в Москву. И он шлет ту свою телеграмму о том, что условленная с Москвой казнь Семьи не терпит отлагательств из-за готовящейся сдачи города.
«Если ваше мнение противоположно, сейчас же, вне всякой очереди, сообщите».
Он хочет заручиться прямым приказом Москвы. Телеграмму эту он шлет через Зиновьева – горячего сторонника расстрела. Он понимает – Зиновьев не допустит отмены прежнего решения о казни. Зиновьев пересылает телеграмму в Москву – Ленину.
В 21 час 22 минуты она была в Москве, как явствует из пометы на телеграмме.
Получил ли Екатеринбург ответ? Или, как часто бывало, Москва промолчала, что и стало согласием?
