заслужат похвалу. Я скажу им, что они могут мечтать о чем угодно, потому что, если стараться изо всех сил, ничего невозможного нет. Я буду поддерживать их, чтобы они трудились в полную силу, чаще улыбались и заботились о тех, кто окружает их на жизненном пути. Я научу их любви, щедрости и тому, чтобы они легко прощали, как это делала и делает моя мама. Помня любимую мамину поговорку: «Дьявол всегда найдет занятие для праздных рук», я буду учить их усердно трудиться, чтобы каждый их день был плодотворным и наполненным позитивом.
Спасибо, мама, что ты никогда не сдерживала мои мечты и дала мне свободу стать тем, кем я хотел. Благодарю тебя за твою безграничную любовь и неизменную поддержку!
Друг детства и буллинг
Когда мне было года четыре или лет пять, отец принес домой щенка овчарки. Я никогда не спрашивал, откуда он взялся, а теперь, когда отца уже нет, я не могу это узнать. Полагаю, что Пират, как мы его назвали, оказался у нас в результате одной из отцовских сделок с каким-то фермером. Он был удивительно жизнерадостным черно-белым пушистым сгустком восторга, который рикошетом летал по всей нашей ферме. Пасти овец его научил другой наш пес — овчарка Динги, а я научил Пирата обниматься и делился с ним своими секретами. Ему предстояла жизнь пастушьей собаки, и отец сразу же показал ему его место в этом мире. Но он втайне оставался моим приятелем и «доверенным лицом».
Пират жил в сарае для скота на заднем дворе. Отец говорил, что на его ферме никогда не будет животных, которые не отрабатывают свой хлеб. Считалось, что пастушья собака не будет хорошо выполнять свои обязанности, если не испытывает восторга, оказавшись в поле. Поэтому с самого первого дня Пирата постоянно держали на цепи в сарае и выпускали каждый день только тогда, когда приходило время отправляться на работу. Впрочем, поскольку отец работал всегда, Пират большую часть времени проводил с овцами или разъезжал с отцом по всей территории фермы, сидя на заднем сиденье джипа.
В детстве я разговаривал со всеми животными на ферме — с кошкой и котятами, телятами и ягнятами, с малиновкой на каштане. Ягнята и телята были более разговорчивыми, чем Пират, зато пес отлично умел слушать. Я часто пробирался в сарай и сидел, обнимая его и бесконечно с ним болтая. Пират был моим лучшим другом. Я доверял ему все свои секреты, делился страхами, надеждами и желаниями. Он знал не только о том, что меня несправедливо наказали в школе, но и обо всех мечтах и выдуманных приключениях. Сидя с ним в сарае, я рассматривал свои комиксы и погружался вместе с их героями в новые фантазии. Тогда я еще не подозревал, что практически ничего не знаю о большом мире. Я был простодушен и бесхитростен. Но счастье мое внезапно оборвалось.
Наступило 1 сентября 1980 года, понедельник. Мне исполнилось двенадцать лет, и этот день стал моим первым днем в Школе братьев-патрикианцев в Баллифине. Одетый в новую форму — серые брюки, рубашку и пуловер с V-образным вырезом, я подкатил на велосипеде к зловещему особняку внушительного вида в георгианском стиле, который некогда принадлежал аристократическому роду и в котором теперь располагалось общество братьев-патрикианцев. При виде больших колонн и портика с гербом и надписью Vincit Veritas— «правда восторжествует» — меня охватила дрожь.
Охваченный толкотней и суматохой первого школьного дня в группе незнакомых ребят, я поставил велосипед в ангар, куда мне указали, и пошел через центральный двор к учебному блоку. В течение последующих пяти лет этот ежедневный путь стал бесконечной тропой одиночества, наполненной шумом и гамом мальчишек, с которыми у меня не было ничего общего. Я чувствовал себя пришельцем с другой планеты, попавшим сюда прямо из уютного кокона фермы. Каждой частичкой своего тела я ощущал, что этот чуждый мне мир станет для меня миром страданий — настоящим адом на земле.
Никаких вступительных экзаменов не было, потому что министерство образования требовало, чтобы колледж набирал определенное количество местных мальчиков, а также тех, кто приезжал со всех концов Ирландии и жил в интернате. Мальчишкам из больших ирландских городов — Дублина, Корка, Лимерика, Голуэя — сразу было ясно, что я не их поля ягода, для них я был «калчи» — деревенщиной, коим по сути и являлся. Очень скоро стало очевидно, что в начальной школе меня ничему толком не научили: я плохо умножал и вычитал, отвратительно писал и не имел ни малейшего представления о большинстве предметов, включенных в мой учебный план. Единственный знакомый мальчик учился в 1-м «А» классе, я же был в 1-м «Б», где почти все были городскими. Они сразу же почувствовали, что я другой — тихий, замкнутый, растерянный и беззащитный, — а стало быть, уязвимый. Я казался мелкой рыбешкой в бассейне с акулами. Все они читали, писали и считали лучше меня, знали, что такое физика, химия и биология, а некоторые даже целовались с девчонками! О подобном я и представления не имел, и это меня очень травмировало.
В первый же день я вернулся домой, побежал к Пирату и долго сидел в сарае, обнимая его и проливая горькие слезы до полного изнеможения. А он тыкался носом мне в лицо, слизывал мои слезы и смотрел на меня большими черными глазами, в которых я искал спасения.
Пират был единственным существом на земле, которому я мог довериться. У мен? не было друга-человека.
Старший брат и сестры покинули родное гнездо, а с мамой и папой я поговорить не мог, потому что так заведено на ферме — каждый должен сам уметь справляться со своими проблемами. Мне было стыдно, как будто я был в чем-то виноват. Наверное, с мамой и папой все же можно было поговорить, но я не знал, как это сделать. Я никого не упрекаю — просто по-другому мы жить не умели.
Так что в тот вечер, обняв Пирата, я так и просидел с ним допоздна, всматриваясь в темноту наступающей ночи. Дело в том, что Пират меня понимал, ведь он тоже жил в относительном одиночестве, сидя на цепи в своем сарае. Мы с ним были родственными душами, непонятыми, стремящимися вырваться на волю. И у каждого из нас была своя цепь, только у него физическая, а у меня ментальная — отчаяние из-за глубокого чувства собственной неполноценности, которое с того времени будет преследовать меня
