— А может быть, проигрыш «Днепра» следует рассматривать с точки зрения психологического настроя? — говорю ему. Ведь по всем другим компонентам ваши подопечные были подготовлены лучше, чем футболисты из Северной Осетии?
— Совершенно верно,— кивнул головой Лобановский,— «Жальгирис» мы считали своим главным соперником. Обыграли его. После этого наши люди, видимо, думали, что игра со «Спартаком» будет легкой потому, что спартаковцы в первой встрече потерпели поражение от футболистов Хабаровска. И хотя мы настраивали их иначе, они психологически не сумели подготовить себя к трудному поединку. Может быть, наши и понимали, что игра будет сложной, но где-то мысленно, подсознательно уже видели себя победителями. А «Спартак» вышел дать нам бой, и каждый игрок в этом матче делал почти невозможное. Вот и получилось, что одна команда здорово выглядела, а вторая — как будто не хотела играть...
Все вроде бы гладко и логично. Но была ли в том его ответе истина? Кого и в чем хотел убедить тренер — меня или самого себя? В этом еще предстояло разобраться.
...В ночь на 7 ноября 1969 года в аэропорту Симферополя было многолюдно. Все спешили улететь, поспеть к празднику домой. Но помешал коварный осенний туман. Он накрепко до утра закрыл воздушные ворота Крыма, сделав погоду нелетной. В кафе аэропорта я встретил Валерия Лобановского. Хмурый, весь какой-то натянуто-серьезный. К чашечке давно остывшего кофе он так, кажется, и не притронулся. Все время о чем-то напряженно думал. Должно быть, события финальной пульки представлялись ему в виде хорошего сна с кошмарным концом. А тут еще какой-то болельщик, узнавший Лобановского, «подлил масла», рассказав, что отдыхавшие в Крыму почитатели «Днепра» после поражения от «Спартака» сразу сочинили частушки и распевали их на мотив популярной украинской песни:
Ти казала, що «Дніпро»
Буде першим на табло.
Підхожу я до табла,
Та и не бачу я «Дніпра».
Ти ж мене підманула,
Ти ж мене підвела...
Да, слишком реальны и близки были столь желанные для команды тренера-дебютанта и ее болельщиков малые золотые медали и путевка в высшую лигу нашего футбола. Поэтому серебряные награды, завоеванные футболистами «Днепра», остались как бы незамеченными. И футбол, призванный дарить радость, наградил эмоциями прямо противоположного характера. Во всяком случае — молодого тренера...
Любопытно, что в ту же ночь долгого ожидания рейса на Киев в аэропорту Симферополя встречал я и некоторых футболистов «Днепра», знакомых мне по их выступлениям еще в составе киевского «Динамо». Удобно устроившись в зале ожидания, они коротали время за картами. Поражали их безучастные, не выражавшие ничего определенного, какие-то невозмутимо-безразличные лица. Вспомнил, что это выражение было таким же, когда бывшие киевляне входили в раздевалку после матча со «Спартаком» и когда рядом с ними со страдальческим лицом и глазами, полными слез, шел вратарь и комсорг «Днепра» Володя Пильгуй, понуро шагали другие его товарищи, остро переживавшие неудачу...
Я читал, что каждому человеку, не лишенному воображения, в той или иной степени доступен иногда исторический синхронизм — способность «жить мысленно разом в нескольких временных воплощениях, разделенных порой столетиями и тысячелетиями». Не претендую на способность разом переживать события, находящиеся в столь длительном временном разрыве, но через шестнадцать лет после того «загадочного» матча «Днепр» — «Спартак», во время одного разговора я вдруг (впрочем, может быть и не «вдруг», а, скорее всего — по ассоциации) как-то очень остро ощутил снова то, что взволновало меня тогда в Симферополе.
Один из наших замечательных игроков, покорявший всех своим артистизмом и честной игрой, простившийся с футболом в год испанского чемпионата мира, рассказывал мне, с чем он столкнулся, когда сам стал тренером. А говорил он — с горечью и болью — о девальвации взаимного доверия в советском футболе, о договорных ничьих, о тренерах, которые могут друг другу давать «в долг» очки, о падении «курса акций» некоторых судей и еще о многом другом, чем болен наш футбол. И хотя беседа наша была, как в ту пору модно было говорить, «не для печати», помню, посоветовал ему все же:
— Вы обязательно должны написать свою книгу! Честную и правдивую, как наш сегодняшний разговор.
— Нет,— покачал он головой. То, что я напишу, никогда у нас не напечатают.
— Ваши сыновья напечатают! Главное, чтобы было написано,— сказал я.
Замечу, что мы беседовали с ним вдвоем, в одном из номеров одесской гостиницы «Аркадия», где остановилась его команда, 9 мая 1985 года. Беседовали допоздна. В наш светлый праздник говорили о явлениях довольно грустных. Я чувствовал, что ему просто надо выговориться: наболело!
— ...Я вам могу назвать как минимум пять факторов, нейтрализовать которые тренеру практически очень трудно,— запальчиво сказал мой собеседник. И стал загибать пальцы: Есть судьи, которые берут, и способы воздействия на них давно лишены романтической тайны. Есть тренеры, которые этих судей знают и им дают. Прибавьте к этому работников управления футбола, которые влияют на судейские назначения и прочую «кухню». Любопытно, что зарплата у них сравнительно маленькая, но работу, похоже, они менять не собираются — десятки лет сидят на своих местах... Учтите и подпольный тотализатор, в котором ставки достигают цифр со многими нулями! А как, скажите, вычислить футболистов, которые могут быть втянутыми в эти «игры»? Он перевел дыхание и продолжал свой грустный монолог: Иногда, когда обо всем этом задумываюсь, просто в ужас прихожу! Ведь тренер порой бессилен бороться с такими явлениями. Как бороться? Какими методами и с кем раньше? Ума не приложу. Ну, допустим, вычислю я, что тренеру команды соперников как-то удалось «заинтересовать» судью. Предположим, что мне в самый последний момент удастся добиться замены арбитра. А разве могу я быть твердо уверен в том, что кто-то из моих игроков в том же матче не будет втянут в подпольный тотализатор и не сыграет против своей команды? Разве мало было в нашем футболе случаев, когда вопреки всем объективным факторам выигрывала именно та команда, которой это было нужно? Сколько угодно! И порой такие «сенсации» достигались усилиями определенных игроков...
В этой книге мне уже ничто не мешает назвать имя моего собеседника. В номере одесской гостиницы в тот вечер я беседовал с Давидом Кипиани — земля ему пухом, любимцу Грузии, озарившему светом своей личности и футбол и жизнь,— талантливому и честному Дато. В один из моментов нашего разговора с ним, в мае 1985-го, я вдруг мысленно перенесся в события, очевидцем которых был в Симферополе в ноябре 1969-го! Припомнились и довольно веселые, шумные компании каких-то сановных лиц из Северной Осетии, сопровождавших «Спартак» и занявших чуть ли не все «люксы» в гостиницах Симферополя. Всплыли в памяти и рассказы о крупных пари, заключенных приезжими накануне матча «Днепр» — «Спартак», пари, в которых, как вы уже, вероятно, догадались, дорогой читатель, ставка на команду из Северной Осетии (против более сильной команды «Днепр») не сулила проигрыша...
