Но если что-то покажется в этой книге уже знакомым, пусть не подумает читатель, что Соллертинский пересказывает старые истины. Пусть лучше думает, что знает это давно… благодаря Соллертинскому. Книга вышла после смерти автора спустя долгое время. Мысли, в ней заключенные, печатались на обороте программ, в «путеводителях по концертам», брошюрах, начиная с 1932 года. Устно были заявлены еще раньше. А лекции, доклады, дискуссии!.. Мысли, темы, сравнения!.. Многое из того, что он говорил и писал, давно уже стало своеобразным фольклором. Но – удивительно это свойство мысли талантливой! – даже ставшая общим достоянием, она не становится «общим местом»!
Д. Д. Шостакович написал очень хорошее предисловие. Значение этих страниц не ограничивается тем, что они представляют собой рекомендацию одного из замечательнейших музыкантов столетия. В известной степени это и частица воспоминаний о друге и человеке, который уже на первых концертах достаточно ясно представлял себе истинные масштабы гениального дарования Шостаковича.
Это книга замечательного писателя, и мыслей в ней столько, что хватило бы десятка на два монографий. Но нет среди них ни одной, которая не прошла бы сквозь сердце Ивана Ивановича, не выражала бы его глубочайших убеждений, не имела бы для него принципиального смысла. Соллертинский сказал как-то: «Наши критики бесстрастно говорят о страстности в искусстве». Если он даже и преувеличил, то, закрыв книгу, вы согласитесь, что судить о страстном отношении к искусству он имел полное право.
В любимых своих композиторах Соллертинский ценил сочетание глубокой творческой мысли вдохновенного мастерства с величайшей доступностью музыкальной речи, Эти слова с полным основанием можно отнести к нему самому.
Пройдут годы и еще годы. А Иван Иванович Соллертинский по-прежнему будет жить в памяти – уже других поколений – как интереснейшая фигура и очень значительное явление советской культуры 20–40‑х годов нашего века.
Что хранилось на улице Графтио?
Однажды, когда я выступал в Ленинграде в Большом филармоническом зале с вечером своих устных рассказов, директор зала Григорий Юрьевич Берлович сказал мне в антракте, что меня хотела бы видеть после концерта одна из его знакомых и он просит разрешения привести ее ко мне за кулисы.
И вот в «голубую гостиную» вошла маленькая, голубоглазая, очень живая и обаятельная старушка и с увлечением стала рассказывать мне, что она и муж ее, до революции бывший директором петроградского банка, состояли в большой дружбе с Федором Ивановичем Шаляпиным и сейчас она решила со мной посоветоваться относительно шаляпинских документов и писем, которые остались в его прежней квартире. Ее предложение – поехать нам вместе туда, где он жил, – на Петроградскую сторону, Пермская, ныне улица Графтио, дом 2а, квартира три, во втором этаже. Там после отъезда Шаляпина за границу поселился Исай Григорьевич Дворищин – так называемый «шаляпинский канцлер», актер и режиссер Мариинского театра, друг Шаляпина, бесконечно преданный ему человек. Алексей Максимович Горький, знавший Дворищина на протяжении тридцати лет, относился к нему с большим уважением и считал, что Дворищин достиг бы большего как артист, если бы его личные способности не затемнялись блеском шаляпинского таланта, которому он так бескорыстно служил. И надо сказать, что Шаляпин очень считался с Дворищиным как с режиссером и верил в его актерское чутье.
Исай Григорьевич умер в блокаду, в 1942 году. После него в этой квартире остались жена и дочь. Ныне их тоже нету. Но в одной из комнат продолжает жить зять Дворищина, инженер – Алексей Федорович Синицын, который, желая сохранить все, что осталось после Шаляпина, обратился за советом к ней – Анне Михайловне Пастер. Она же, в свою очередь, решила, что к этому делу надо привлечь меня. И попросила Г. Ю. Берловича нас познакомить.
Так я попал в шаляпинскую квартиру.
Алексей Федорович Синицын оказался очень милым, гостеприимным и с юмором. Он ждет моего совета, просит составить опись и оценить каждую вещь, что непросто: реликвий несметное множество. Огромная комната.
На камине стоит бюст Пушкина работы скульптора Гальберга, принадлежавший Шаляпину. На столике у окна – янтарный чубук. Подарки от петроградских рабочих с надписями. Ваза Шаляпина. Лампа Шаляпина. Шахматы из слоновой кости, в которые он играл. Виктрола, на которой он прослушивал пластинки. И самые пластинки с шаляпинскими пометами. Скульптурный портрет жены – работа Шаляпина. Гипсовый слепок с руки самого Шаляпина. Фарфоровые фигурки. Часы на камине. «Голова монахини» Нестерова с дарственной надписью автора. Полотна Кустодиева, Б. Григорьева, Бродского. Кольчуга Ивана Грозного. Латы и шлем Дон Кихота. Фотографические портреты Шаляпина с ласковыми обращениями к Исаю Дворищину: «Эх, Исайка, побольше б таких артистов, как мы с тобой!», «Милому Исаю от любящего его крепко…», «Будь здоров, мой Исай!..».
Это еще не все! Вот большая фотография – Шаляпин вместе с Римским-Корсаковым, Кюи, Глазуновым, Стасовым, Савиной… Вот он вместе с Репиным: Шаляпин и Репин в «Пенатах» разгребают лопатами снег. Среди друзей Репина, на коленях у Шаляпина мопс… С Репиным катаются на санках. С Репиным и с гостями его на прогулке… С Куприным… На репетиции «Дон Кихота»… После окончания «Русалки» на сцене Народного дома вместе с участниками спектакля… Среди ветеранов сцены… На фронте… Среди раненых в госпитале, оборудованном на его средства. В ресторане. За картами. Среди ученых филологов. Верхом. В ролях: Иван Грозный, Борис, Еремка, Мефистофель, Сусанин, Досифей, Мельник. Дон Базилио… Шаляпин – Варлаам с Дворищиным – Мисаилом… Альбомы, полные любительских фотографий – Шаляпин в разнообразных видах. Шаляпин в Казани – целая серия любительских снимков: Шаляпин среди казанских мастеровых, памятные места. Карикатуры на Ф. И. Шаляпина. Репродукции из журналов. Открытки. Визитные карточки. Газетные вырезки. Программы. Афиши. Контракты, в том числе – с Дягилевым. Переписка с антрепренерами. Портреты детей, жены – Марии Валентиновны Петцольд. Письма к Шаляпину: Репин – «Обожаемый Федор Иванович!» Письмо деловое, 1920 года. Стасов – письмо 1900 года из Петербурга, адресованное троим: Шаляпину, Корещенко, Кашкину; Стасов приедет в Москву:
«1. Чтобы повидаться еще раз с Львом Толстым.
2. Чтоб послушать что можно Римского-Корсакова и Кюи, чего здесь не услышишь;
3. Чтоб взять, схватить и обнять и поцеловать вас, всех троих моих дорогих…»
