Так медленно тянутся часы. И с каждым часом жгучее нетерпение все сильнее обжигает душу. Аня понимает — с каждым днем поляки все дальше уходят от нее, все меньше верят в ее связь с Большой землей. А немецкое радио, как на грех, ежедневно под бой барабанов и вопли фанфар только и делает, что сообщает об успехах летнего наступления «доблестной» германской армии на юге…
И вдруг началось… Гроза разразилась внезапно. Вдруг не на восточных подступах, а на вокзале залаял скорострельный зенитный пулемет. Краснозвездные штурмовики появились там, где немцы ожидали свои самолеты, — со стороны солнечного заката, так что зенитчики были ослеплены и не могли вести прицельный огонь. Почти на бреющем полете проносились над базой стремительные штурмовики. Начиная с Брянского шоссе, они поливали базу градом пуль, бросали бомбы на важнейшие объекты. За первой ревущей волной ястребков и штурмовиков пронеслась вторая… И опять бомбы ложились точно в цель, опять без промаха били пулеметы. — Алярм! Аяярм! — кричали в панике немцы. — Люфт-алярм.
С большим опозданием завыла мощная сирена воздушной тревоги, чей колпак торчал на крыше бывшего Дома Красной Армии. Но ее воя было почти не слышно из-за адского грохота вокруг.
Раскалывались казармы летного и технического состава, рушились доты. Бушующим морем огня пылал склад авиационного бензина в березовом роще. Высоко взлетая в воздух, рвались бочки. На вспаханной бомбами крестообразной взлетно-посадочной бетонной полосе и по краям ее, где крылом к крылу, как на параде, стояли самолеты, загорались и взрывались «мессершмитты», «фокке-вульфы» и «юнкерсы»… В разные стороны, тараща обезумевшие глаза, во все лопатки удирали летчики, техники, оружейники, механики, рабочие.
Бежали куда глаза глядят — в Радичи, Бельскую, Кутец. Дым заволок пробитый осколками фашистский флаг на комендатуре. Часовой у казино спрятался за фанерный щит с афишей кинофильма «Покорение Европы»… Но пулеметная строчка прошлась по тонкому щиту, и из-за него выкатилась продырявленная каска-Берлинское радио «Дейчланд-зендер» передавало под рев сотни фанфар и барабанный бой какую-то победную сводку из ставки фюрера. Но взрыв советской бомбы сорвал репродуктор, и голос диктора умолк.
Женщины, стиравшие во дворе пакгауза белье, бросились врассыпную. Грохочущим огненным гейзером раскидало корыта и развешанное на веревках белье. Над головой загрохотало; по земле, по заляпанным грязью вермахтовским рубахам пронеслись черные тени штурмовиков. Пулеметные очереди прострочили казармы, брызнуло оконное стекло.
— Наши! Наши! — взбудораженно, со слезами на глазах, в исступлении шептала Аня, прижимая трясущиеся руки к груди. — Бейте их! Бейте! Это наши бомбы! Это мои бомбы!..
Какое это было торжество для Ани, для Люси, для Паши — целый год терпеть неслыханные унижения, стирать белье, мыть тарелки этим «крылатым сверхчеловекам», и вот — возмездие!.. Такой исступленной радости, такого окрыляющего подъема Аня и ее подруги еще никогда не испытывали.
Это был Анин звездный час…
Тут и там застучали зенитки. Но всюду теперь плыли клубы черного маслянистого дыма. В этой завесе гремел победный рев моторов краснозвездных штурмовиков. Одна бомба попала в котел полевой кухни — макароны повисли мокрым серпантином на березе.
На аэродроме Янек и его друзья нырнули в дымящуюся воронку. Пулеметная очередь вспорола рядом с ней землю.
— Не верили?! Что?! Не верили?! — чуть не кричал в дикой радости Ян Маленький.
— В жизни не видел прекраснее картины! — ответил Стефан.
Из пробитых осколками бензобаков «хейнкеля» фонтаном хлестал бензин.
Вацлав сложил молитвенно, восторженно руки…
— Брось, малыш! — усмехнулся Ян Большой. — Это сделала не матка боска. Это сделали мы с вами! Ну и девчата! Ох, и наделали же они нам работы. Ведь всё это нас же заставят ремонтировать.
Не успела стихнуть запоздалая стрельба сотен зениток, а друзья уже искали друг друга. Аня и Паша искали поляков. Поляки искали девчат. Ведь они вызвали огонь на себя и в первую же бомбежку могли тяжко поплатиться за это. К счастью, все уцелели. Аня и Паша столкнулись с Яном Большим, Вацеком и Стефаном недалеко от аэродрома, и Аня едва удержалась, размазывая слезы на лице, чтобы не кинуться к ним на шею.
Бомбы еще рвались в авиагородке, когда Люся прибежала во двор своего домика и бросилась в противовоздушную щель, где сидели, скорчившись, ее мама, Эмма и Эдик.
— Так их, гадов, так, так!.. — шептала она, вся дрожа и крепко обнимая мать, сестренку, братишку. — Так им, паразитам немым!..
— Люська! — спросила, вздрагивая, мать. — А ты хоть передала им, чтобы они наш дом не бомбили?..
Люся неестественно расхохоталась. И тут же чуть не расплакалась — самолеты улетели, и бомбежка казалась ей обидно короткой. Завыли сирены пожарных и санитарных машин…
— Куда же вы?! Мало! Мало!..
В эту минуту в щель с разбегу, чуть не подмяв Анну Афанасьевну, неуклюже спрыгнул запыхавшийся Ян Маленький.
— Люся! Люся! Я тебя всюду ищу. Ты цела? Все живы? — Ян крепко обнял Люсю, прижал ее голову к своей груди…
— Это еще что такое?! — так и взвилась Люсина мама. — Люська, бесстыжая! Ты ж говорила — это у вас понарошку!..
На следующее утро Аня не стирала белье — немцы, злые и мрачные, распустили прачек по домам. Из-за бомбежки не было воды: поврежденный водопровод нуждался в ремонте, а в колодцах осыпалась земля — так тряслась земля в Сеще под бомбами, — и вода была грязная и мутная.
Советское Информационное бюро на весь мир объявило: «Наша разведка установила, что на одном аэродроме сосредоточилась большая группа немецких бомбардировщиков. К аэродрому противника немедленно полетели истребители под командованием товарищей Мазуркевича и Салова и штурмовики под командованием товарищей Сашихина и Чечикова. Несмотря на сильный зенитный огонь, наши штурмовики и истребители сожгли 22 и повредили не менее 20 немецких самолетов. Старшие лейтенанты Решетников, Сапогов и Попов сбили три бомбардировщика противника, пытавшихся подняться в воздух. Наши летчики потерь не имели».
Так эхо сещинской бомбежки услышал весь мир.
Слушая, читая это сообщение, люди не знали, что и кто стоит за скупыми словами «наша разведка», не знали, кто навел наши самолеты на авиабазу, кто выяснил ее результаты.
Аэродром вышел из строя на целую неделю. Немцы ремонтировали взлетно-посадочные полосы. Дымило осиное гнездо. Уцелевшие «осы», меченные свастиками и черными крестами с осино-желтыми обводами, улетели на запасные аэродромы в Брянск, Шаталово, Шумячи, Рогнедино, Олсуфьево, Понятовку. Но разведчики и там их нашли, и наши самолеты накрыли вскоре и запасные аэродромы. Над авиабазой теперь барражировали десятки «мессеров» и «фоккеров». После первой большой бомбежки полковник Дюда и майор Арвайлер тщательно продумали маскировку авиабазы. Уже на следующий день полякам приказали размалевать крыши ангаров под лесопосадки и посадить по бокам настоящие елки и березы согласно единому рисунку. В последующие дни они покрасили отремонтированные взлетно-посадочные полосы в цвет травы, изобразили проселочные дороги, пересекающие невинное с виду поле. Вся маркировка, все цифры и знаки были закрашены. Затем на аэродроме поляки построили по плану маскировщиков крыши деревянных изб, амбаров и сараев. Похоже было, что они готовили театральные декорации для съемки какой-нибудь кинодрамы. Ходил даже слух, что Дюда приказал подрывникам изменить взрывами русло речушки.
