Ознакомившись с запиской, Сталин сказал:
— Я верю Рокоссовскому. Пусть будет так. Соображения командующего Центральным фронтом были учтены Ставкой, последовало указание о создании на Курской дуге мощной глубокой обороны с размещением в ней по всей глубине сильных войсковых эшелонов и резервов со средствами уничтожения вражеских танков.
В записке генерал Рокоссовский также высказался о сомнительной, по его мнению, необходимости пребывания в штабах фронтов и армий различных представителей, комиссий, уполномоченных, которые порой не столько контролировали и помогали, сколько мешали командованию в руководстве войсками. Написал он, как в недалеком прошлом в штаб 16-й армии прибыл с машинисткой заместитель командующего фронтом генерал Ф. И. Кузнецов и стал бестактно навязывать свои предложения. Не приняв их, командарм сообщил об этом в штаб фронта. Представителя направили в соседнюю армию, к генералу М. М. Попову. Там ситуация повторилась. Представитель послал Жукову донесение, в котором давал нелестную оценку способностям командарма. Тогда Жуков приказал представителю вступить в командование армией и исправить положение. Уж этого Кузнецов никак ие ожидал и попытался избавиться от такой нежелательной самостоятельности. Однако Жуков настоял на своем. Не прошло и недели, как противник атаковал оборону армии, отбросил части почти на три десятка километров. Пришлось генералу Попову вновь вступать в свою должность и исправлять положение. Кузнецова же откомандировали в генеральский резерв.
Рокоссовский писал также о необходимости управления фронтами не прибывшими из Москвы представителями Ставки, а самой Ставкой и Генеральным штабом.
Нашли в записке отражение и другие предложения, которые могли повлиять на успех в предстоящей большой операции под Курском, где немецкое командование будет пытаться взять реванш за свое поражение на Волге и Кавказе. Предстоят серьезные сражения. Одержать в них победу будет нелегко.
Замысел предстоящей операции «Цитадель» раскрыл Гитлер в секретном приказе от 15 апреля 1943 года. В нем он писал: «Я решил, как только позволят условия погоды, осуществить первое в этом году наступление «Цитадель». Это наступление имеет решающее значение. Оно должно дать нам инициативу на весну и лето. Поэтому все приготовления должны быть осуществлены с большой осторожностью и большой энергией. На направлении главного удара должны использоваться лучшие соединения, лучшее оружие, лучшие командиры, большое количество боеприпасов. Каждый командир, каждый рядовой солдат обязан проникнуться сознанием решающего значения этого наступления…»
Но странное дело! Время шло, а ожидаемого немецкого наступления все не было. Прошли апрель, май, июнь.
— Нужно нам первыми нанести по противнику удар! — настаивал генерал Ватутин. — Мы упускаем благоприятное время, отдаем врагу инициативу.
— Делать этого нельзя. Нужно выждать, — оставался при своем мнении Рокоссовский. И требовал совершенствовать оборону, укрывать в земле личный состав, боевую технику. — Чем надежней будут укрытия, тем устойчивей будет оборона.
В Ставке понимали, что главный удар противника придется по войскам Рокоссовского и Ватутина. Заместитель Верховного Главнокомандующего маршал Жуков докладывал Сталину о необходимости как можно быстрее собрать с пассивных участков и перебросить на курское направление тридцать противотанковых артиллерийских полков и сейчас же передать часть их на усиление Центрального и Воронежского фронтов, сосредоточить там как можно больше авиации.
Из Ставки последовали указания об организации на фронтах глубокой, прежде всего противотанковой обороны, о создании надежной системы инженерных заграждений и сооружений в виде опорных пунктов, узлов сопротивления, минных полей, укрытий для личного состава и боевой техники. Рокоссовский учил командиров:
— Оборона, как известно, пассивный вид боя, но нужно сделать так, чтобы она была активной, чтобы не наступающий навязывал волю, а обороняющиеся войска вынуждали наступающих действовать, как им выгодно.
Это требование в полной мере отвечало природе современного боя и оперативного искусства.
Заметив недоумение на лице своего помощника по танковым войскам Григория Николаевича Орла, Константин Константинович разъяснил:
— Танки должны не ждать подхода противника, а открывать по нему огонь с дальних позиций наряду с артиллерией. А когда враг приблизится, решительно контратаковать, поражать его не только огнем, но броней и гусеницами. Высшей формой активности обороняющихся является контратака, а во фронтовом масштабе — контрудар. Этому нужно учить войска.
— Артиллерии в обороне — еще более широкое поле действия, — это он говорил своему заместителю, командующему артиллерией фронта генералу Казакову.
— Так может, провести артиллерийскую контрподготовку? — подал мысль опытный артиллерист.
— Обязательно, Василий Иванович! Разведайте цели, оцените их и спланируйте по ним мощный получасовой удар, — одобрил командующий фронтом.
В теоретическом понимании контрподготовка представляла собой массированный удар артиллерии и ракет по главной группировке изготовившегося к наступлению противника. Основная цель этого мероприятия заключалась в ослаблении силы первого удара или даже срыве его. Контрподготовка обычно готовится заблаговременно, после тщательной разведки целей, скрытной пристрелки, распределения артиллерийских средств по целям, организации твердого управления огнем в ходе ее проведения.
А наши войска меж тем находились в напряженном ожидании немецкого наступления. В конце июня разведка донесла, что противник начнет его второго июля. Но этого не случилось ни второго, ни третьего, ни четвертого.
«Когда же он, проклятый, решится? Долго ли ждать?» — терзала всех мысль.
Медленно, словно нехотя, накатывалась поздняя темень в ночь на пятое июля. На востоке уже появились робкие звезды, а небосклон на западе еще играл кровавым багрянцем. Уходящий день был привычно беспокойным, быстро и незаметно пролетел в делах и заботах, каких в боевой обстановке множество.
А тут еще в штаб Центрального фронта прибыл из Москвы маршал Жуков. Он всегда объявлялся там, где предстояла жаркая схватка. И хотя заявил, что вмешиваться в дела не намерен, но генерал Рокоссовский слишком хорошо знал его характер, чтобы поверить в это.
— Я же сказал, Костя, что доверяю тебе полностью. Действуй, словно меня здесь нет.
У них и по сию пору сохранились еще с давних времен совместной учебы уважительные отношения. Глубокой ночью командарм-13 генерал Пухов сообщил: