Хороших товарищей оставил я в Севастополе, хороших товарищей нашел на Азовском море.
Теперь имя Куникова известно широко. С его именем связан блистательный успех одного из самых интересных эпизодов войны на этом театре — высадка куниковцев на Мысхако под Новороссийском. Еще не раз воображение писателей будут привлекать этот сюжет и его герои. На мой взгляд самое интересное — это необыкновенная судьба самого Куникова. Глубоко мирный интеллигентный человек, отличный журналист, очень быстро стал выдающимся военачальником. «Куниковцы»… «куниковская тактика»… «куниковские лихость и бесстрашие»… Кто из черноморцев не старался подражать этому искусству? Немало удивительных встреч приносит война, многому она учит, не все сохраняет память, и тем больше ценности в том, что удалось сохранить в записных книжках, в газетных вырезках, в письмах. С особенным чувством перебираешь теперь эти записки и удивляешься, как удалось сохранить их в обстановке, чего там скромничать, прямо смертельной опасности.
Каждый, кому посчастливилось встретиться с командиром, подобным Куникову, всегда будет помнить дни, недели, проведенные вместе в ту грозную и душу возвышающую пору. Секрет его обаяния заключался именно в том, что людей, его окружающих, он невольно делал лучше, отважней, честнее, увереннее в себе и в судьбах войны, — а как это было нужно каждому!
Признаться, счастливая встреча была неожиданной. Имя московского журналиста, редактора газеты «Техника», я успел забыть, и он еще не был тем прославленным майором, который через полтора года повел десантников на Станичку, он носил скромные знаки старшего политрука — и только, хотя и командовал лучшим отрядом водного заграждения.
Я направлялся именно к командиру отряда. Мне указали на рыбачью хижину на берегу широкого протока обильной донской дельты. С порога я услышал голоса.
— Все они пишут не так, — говорил один. — Вот ответь мне, товарищ старший политрук, ответь, как надо сейчас писать?
— Милый мой, сейчас в газете нужен пафос, как никогда.
— Какой там пафос?!
— А ты думаешь, легко найти нужные слова? Вот о нас, о наших ночных налетах, о схватках врукопашную — как сказать? Пошли — вернулись. «Отряд старшего политрука К. захватил языка и вражеский пулемет». Вернулись. Захватили. А сколько всего было за эту ночь!.. Журналист должен сам развернуться, в этом его дело. Должен видеть и то, чего на самом деле не видел. Должен уметь, как Толстой, если нужно, про конское копыто две страницы написать.
— Ты, товарищ Куников, загнешь! Сам — писатель!
Спорили Куников и политрук отряда Шкляр.
На войне любая встреча нисколько не удивляет, а может только порадовать. Порадовался и я встрече с москвичом. Но, боже, как уже далеки были звон московских трамваев, тенистый Цветной бульвар, где в редакции газеты «За индустриализацию» я познакомился с Куниковым. Он выглядел совсем иным.
— Но у вас еще есть что-то московское, — оглядывая меня, пошутил Куников, — и знаете, это очень приятно.
— А вы и в самом деле бедуин, — отвечал шуткой и я.
Я уже знал, что в узком кругу Куникова называют бедуином, за смуглость лица и темные глаза, так глядящие из-под ушанки со звездочкой, — это я увидел сейчас сам, — что больше всего в этом взоре запоминались крупные белки.
Куников разбирал и чистил автомат.
Глубокая осень на Дону была холодной, то и дело со взморья задувал низовой ветер, беспощадно гнал воду, заливал обширную донскую дельту. Такая погода стояла и в тот памятный вечер.
Не только командир — все бойцы отряда в бушлатах и ушанках готовились к очередной диверсионной вылазке на берег, занятый противником. Точили вскоре ставшие знаменитыми ножи-кинжалы, выложенные самодельной инкрустацией. В этом состоял не только особый шик, ножи были действительно незаменимыми в тесных ночных схватках.
Как всегда, отряд разбивался на несколько групп. Основная задача была — взорвать на станции Синявка поезд с боеприпасами, и эта операция поручалась группе под командой главного старшины Пшеничного.
С наступлением темноты двинулись катера, мы с Куниковым шли на одном катере.
Как бы продолжая разговор, начатый политруком Шкляром, Куников говорил:
— Не сомневайтесь. Приехали вовремя. Увидите много интересного. Пшеничный свое дело сделает. Он один из лучших бойцов отряда. Только сумейте рассказать о нем с пафосом, так, чтобы зажечь других… Прекрасное дело! Какое интересное и важное дело у вас в руках!
— Так это же и ваше дело.
— Нет, мое дело теперь другое, а на вашем месте я бы уже собрал книжку о моряках и десантниках-азовцах. Азовцы! Так бы я книжку и назвал: «Азовцы»! Сколько интересного и важного совершается каждый день, каждый час — и уходит. Нельзя! Нельзя! Народное надо оставить народу. Вот опять-таки тот же Пшеничный — какой добрый, какой русский парень. Воплощение русского парода! Вы видели, какие у него глаза? И вот этого добряка уже раскачивает та самая ярость оскорбления, о которой писал Толстой и о которой поется в песне… Я уверен, что и о Пшеничном сложат песни. А вы будете кусать себе локти, если не сумеете все это выразить. Война только начинается, но именно уже теперь нужно чувствовать главное… У каждого оно проявляется по-иному, но суть одна. Вот уже действительно общее дело, философия общего дела, дела жизни и смерти, чести и бесчестия, человечности и бесчеловечности. И каждый из нас должен быть безупречным, достойным этого дела. Такому, как Пшеничный, и задумываться над этим не надо, у него это в крови, у него и душа и мозги такие, а нам, ученым, интеллигентным людям, иногда требуется еще кое-что отковырнуть или поставить мозги на место. Но я такого мнения, что истинно интеллигентный человек своею сутью подготовлен к любому подвигу — не устрашусь этого слова, — да, к подвигу, если покажут на него. Вот я всегда вспоминаю одну примечательную историю. Может быть, вы сами ее знаете. Очень любопытно. Вы слушаете меня? Что-то мотор забарахлил… Так слушайте. Это было незадолго до войны. Имен не назовем, важна суть дела: в стратоплане поднялись трое — два стратонавта и с ними специалист-ученый. При спуске непорядок, угрожающий непорядок! Одно спасение — облегчать аппарат, которым управляют двое. Кто же должен прыгать? Разговаривать некогда, нужно только действовать и немедленно. И вот немолодой ученый решительно заявляет: помогайте приготовиться и открывайте люк…
— Выпрыгнул?
— Выпрыгнул.
— Ну?
— Представьте себе, — с выражением счастья продолжал Куников, — благополучно. — Куников помолчал, сильный ветер трепал на нем плащ-палатку, ее край бил меня по лицу, уже давно стемнело, все казалось необычайным и возвышенно-интересным.
