По окончании спектакля, пробирается на сцену купец и ищет виновника торжества.
— Да их уж нет-с, — объявил ему театральный сторож, — они уехали…
— Как уехал? Он хотел меня ждать в уборной…
— Может запамятовали они об этом, но только уехали…
На следующее утро невольный меценат едет на квартиру к Милославскому и укоризненно ему замечает:
— Обещали меня подождать в уборной, а не подождали…
— Голова разболелась от всех этих триумфов, — потянуло неодолимо к постели…
— Не хорошо-с!.. А теперь я к вам за своими часиками, — позвольте их получить?
— Часики? Какие часики?
— Да мои-с…
— Ваши? — удивленно протянул Николай Карлович. — У меня никаких ваших часиков нет.
— Да полноте, что за шутки…
— Это, кажется, вы изволите шутить, а не я…
— Да вы это что же, смеяться надо мной вздумали, что ли?
— С подобным вопросом я к вам хотел обратиться…
— Ну, довольно баловаться, — переменил свой тон купец, — подавай мой хронометр…
— Какой вам хронометр? — продолжал удивляться Милославский. — Вы попали ко мне просто по ошибке… Никакого вашего хронометра я не знаю…
— Как не знаю? — уже серьезно накинулся на него коммерсант. — А вчера чьи часы тебе на сцену подали?
— Не знаю чьи, но знаю от кого, — совершенно хладнокровно ответил Милославский.
— Ну, от кого?
— От публики.
— Врешь! Это я тебе в шутку преподнес…
— В шутку? Извините-с, такими вещами не шутят… А если вы мне не верите, что это подарок публики, расспросите капельмейстера, товарищей, антрепренера, — они все видели при каких обстоятельствах я получил эти часы…
Так купец и не получил своего хронометра от находчивого Милославского.
В том же Нижнем-Новгороде Николай Карлович «пошутил» со мной, когда я, будучи антрепренером Костромского театра, приехал в Нижний за актерами, долженствовавшими пополнить мою труппу.
Нижегородским антрепренером в то время был заика Смольков, который не любил, чтобы ему задавали подряд несколько вопросов, он в них путался и ни на один впопад не мог ответить.
С этим Смольковым я был знаком, почему без стеснения заходил в его театр во время репетиций и виделся с нужными мне лицами, между прочим с Милославским, Константином Федоровичем Бергом (впоследствии артист Московского Малого театра), Федором Алексеевичем Бурдиным (впоследствии артист Александринского театра) и др., поехавшими из Нижнего служить ко мне в Кострому. В первое свое посещение репетиции, я позвал будущих членов моей труппы в трактир напиться чаю.
Проведя в трактире добрый час в мирной беседе, я подозвал слугу и, вручая ему трехрублевую бумажку, приказываю получить с меня, что следует. Слуга, к моему крайнему удивлению, от этого отказывается.
— Уже заплачено, — сказал он и, указывая на Милославского, прибавил: — вот они отдали.
— Николай Карлович, с какой же это стати! — заметил я ему с укоризной.
— Ну, что за счеты между товарищами!
— Однако, пригласил вас я — я и должен расплачиваться!
— Все равно, в другой раз заплатите!
На следующий день снова захожу на репетицию и снова увлекаю свою компанию в трактир на беседу. При расплате повторяется вчерашняя история.
— Нет, уж сегодня очередь моя, — сказал я Милославскому и, обращаясь к слуге, приказал: — возврати назад Николаю Карловичу деньги и получи с меня…
Слуга в нерешительности поглядывал на Милославского, а тот отрицательными знаками удержал его от поползновения исполнить мой настоятельный приказ.
— Как вам угодно, Николай Карлович, — сказал я, — а это допустить не могу. Он должен получить с меня…
— Не беспокойтесь, мы и на ваш счет еще успеем погулять…
После продолжительных распрей, пришлось невольно уступить Милославскому, в чаянии отплатить ему тем же при следующей встрече. Я дал себе слово ни под каким предлогом в будущий раз ни на одну минуту не отпускать его от нашего стола, чтобы не было ему возможности снова учинить расплату, ставившую меня перед актерами положительно в неловкое положение.
Являемся опять в трактир и, несмотря на мой строгий надзор за Милославским, в конце концов оказывается, что за все уже опять уплачено. Я уже стал сердиться и доказывать не в меру услужливому и любезному Николаю Карловичу, что подобная его предупредительность может серьезно рассорить нас, и если он сейчас же не возьмет из буфета обратно своих денег, то я принужден буду избегать его компании в таких потребительных местах.
— Я за вами ухаживаю, как за будущим своим антрепренером, — шутливо ответил он, — а потому претендовать на меня вы не вправе за то, что я, может быть, и не умело, но искренно стараюсь проявить во всем мою к вам привязанность…
— Счет дружбы не портит, — сказал я и снова примирился с проделкой Милославского.
Накануне своего отъезда из Нижнего, я опять созвал приятелей в трактир, предупредив Милославского, чтобы он не наживал в моем лице себе врага…
За чаем Николай Карлович обращается к актерам и говорит:
— А как вы думаете, господа, нужно учинить проводы Николаю Ивановичу или нет!
— Нужно! — ответили хором присутствующие.
— Человек! Шампанского заморозить! — скомандовал он. — Да не закусить ли перед шампанским чем-нибудь лакомым? Как вы полагаете, господа?
«Господа» охотно согласились закусить.
— Человек! — снова воскликнул Милославский, — учини-ка нам уху из живых стерлядей, да непременно из живых… -
После этого последовало еще несколько гастрономических заказов и когда все было уничтожено, Милославский потребовал подать счет, который достигал пятидесятирублевой цифры. Наскоро пробежав его, Николай Карлович вручил мне этот Трактирный документ и с свойственной ему улыбочкой сказал:
— Вот теперь можете заплатить!
Тут только я сообразил к чему клонились его предварительные полтинничные расходы. Разумеется, мне более ничего не оставалось делать, как погасить этот счет и намотать на ус вообще «шутливую» натуру Милославского.
От Милославского перехожу к более современному факту, изображающему уловки нынешних антрепренеров.
Одно время было обращено строгое внимание власть имущих да антрепренеров, в виду их частых прогаров, от которых терпели исключительно одни бедняки актеры. Стали требовать от них залог в размере пяти тысяч рублей. Требование это имело положительную силу закона: никто не имел права взять на себя антрепризу без представления губернатору означенной суммы.
Антрепренеры пригорюнились было, но не на долго. Скоро они изобрели средство обходить это требование. Они стали набирать не «труппу», а «товарищества», т.е. будто бы актеры берут театр на собственный риск. Подобным «товариществам» разрешено было брать на себя театры без всяких залогов.
