Чуть ли не самой большой школой, которую Ян Гуйфэн прошла в гареме восемнадцатого сына, была школа дворцовой интриги. Процветающая империя даже не замечала, что ее поразило страшное бедствие – интриги и доносы! И самыми ужасными интриганами были те, кто обладал при дворе особыми правами, вплоть до права входа в императорский гарем, – дворцовые евнухи. Добрых людей среди них искать было нечего. Они знали, что у них отнял мир, и собирались за это с миром рассчитаться. В лучшем случае они склоняли дворцовых наложниц к таким невероятным формам интима, которые даже для китайского Дао любви были несколько диковинными. Оказывается, среди евнухов стойко держалось поверье, что усиленные любовные упражнения, даже в доступной им форме, могут сделать так, что то, чего они были лишены, у них отрастет. И хотя веками не было зафиксировано ни единого случая такой чудесной регенерации, эксперименты не прекращались – а вдруг получится, ведь очень сильно хотелось! Причем, по-моему, это еще было хорошо, потому что находящие утешение в том, что губили людей ложными доносами, причиняли больше вреда. И в этом страшном искусстве интриги для девушки по имени Тополь не было тайн.
Решающая встреча девушки Ян и императора произошла, когда ей уже было двадцать два года. По китайским понятиям – перестарок. А императору – вообще неудобно говорить, ему было пятьдесят шесть лет! Как наложница сына государя, Ян посещала дворцовые приемы. На одном из них она увидела, как император играет в го с наследником престола. Не знаю, что ей подсказало, что это ее шанс. По моему разумению, просчитать такое невозможно, что означает, что в китайской придворной интриге я ничего не смыслю… Увидев, что императору приходится туго (а она была хорошим игроком в го и поняла это рано), она быстро взяла любимую дворцовую собачку императора на руки. И в тот момент, когда позиция императора стала безнадежной, девушка Ян как бы нечаянно выпустила из рук собачку, та кинулась к хозяину-императору, вскочила на доску и смешала все шашки! Император поднял глаза и сразу увидел, кто его спас.
А оторвать своих глаз от красавицы он уже не смог. В мгновение ока в гареме сына стало на одну наложницу меньше. Тот отдал папочке красивую игрушку, слова не возразив, – в китайских законах непочтительность к родителям издавна входила в список «десяти зол» вместе, скажем, с заговором против императора, осквернением могил членов императорской семьи и государственной изменой, вследствие чего всегда каралась на полную катушку, без даже теоретической возможности амнистии или замены штрафом.
Очень скоро гарем императора быстро стал учреждением сугубо номинальным. Все силы, которые у него еще оставались, немолодой император тратил на новую наложницу. Теперь ее звали Ян Гуйфэн – «Драгоценная Наложница», а не «Драгоценная Супруга», как переводят некоторые переводчики, ушибленные нашей викторианской моралью. Император проводил с нею дни и ночи, приглашал ради нее в свои покои лучших актеров и музыкантов, не говоря уже о поэтах. Особенно почитали Ли Бо, которому оказывали поразительные знаки внимания. Когда его посещало вдохновение, лично Ян Гуйфэн растирала тушь для того чтобы он поскорей мог запечатлеть на бумаге свое новое стихотворение. А император собственной рукой помешивал в стакане для Ли Бо горячее питье драгоценной ложечкой. Что может быть лучше, чем такое отношение императора к поэту? Жаль, что недолго оно продолжалось…
Интриганы добрались и до Ли Бо. Посвятив Ян Гуйфэн очередное стихотворение, он сравнил ее с летящей ласточкой. Евнухи принялись нашептывать, что это издевательство: ведь Ян Гуйфэн была кем угодно, только не стройной и худенькой, красавица была в теле, вполне способная пережить легкий голод. И Ли Бо был изгнан из императорского окружения – женщины многое способны простить, но не насмешки над своей внешностью. Однако своей милостью император его не оставил. Отправляя его в странствие по стране, он вручил ему золотую пластину с указом: «Высочайше пожаловано Ли Бо звание беспечного и свободного ученого, вольно странствующего сюцая (по-нашему, человека с высшим образованием). В любом винном заведении страны он вправе получать вино, а в государственном управлении – деньги: в областном управлении – тысячу гуаней, в уездном – пятьсот (а каждый гуань – это тысяча монет в единой связке). Военные или гражданские чины или простолюдины, отказавшиеся при встрече с ученым обеспечить ему должное уважение, будут рассматриваться как нарушающие императорский указ». Тем не менее двор покинул великий ум. Не беда, скажете вы, бывают беды и похуже. Ах, не заглядывайте вперед – придет время и этим бедам…
Хорошо ли было Ян Гуйфэн в императорских наложницах второго ранга? Ведь супруга все-таки была теоретически важней. Так вы же понимаете, супруга – для протокола, а вопросы решает наложница. И не беда, что император на тридцать четыре года старше. Китайские вельможи, судя по литературе, знали много удивительных тайн. В китайских книгах написано, что самые достойные чиновники, чтобы не обижать своих многочисленных наложниц, занимались с ними любовью прямо во время приема граждан по их жалобам, не отвлекаясь от подписывания бумаг и даже параллельно участвуя в совещаниях. Но одно угнетало сердце Ян Гуйфэн – что ее родня не так счастлива, как она. И Ян Гуйфэн делала все, чтобы осчастливить свою родню. А влюбленный император все назначал и назначал ее родственников на многочисленные важнейшие государственные посты. Вы, наверное, скажете, что это невозможно и немыслимо, но император при этом не учитывал ни их деловых качеств, ни способностей, ни преданности идеалам китайского государства. Страшно сказать, но протекция Ян Гуйфэн решала все: если ты родственник или родственница императорской наложницы – племянник или, не дай Бог, кум, – считай, что ты уже член правительства! Вот какие невероятные вещи творились в Китае за 1250 лет до нашего времени. Сейчас, конечно, такого больше нигде нет. Правда ведь или я что-то путаю?
Насколько такая семейственность хороша или плоха, не буду спорить – как бы чего не вышло… Но в Китае вышло плохо. Чем ближе родственник, тем выше должность ему доверялась. Строя для Ян Гуйфэн прекрасные дворцы и возводя для нее купальни на самых красивых озерах Поднебесной, император Сюань Цзун не забыл назначить первым министром ее двоюродного брата Ян Гочжуна. А этот самый Ян Гочжун был человек невероятно жадный и тщеславный. Чтоб не транжирить императорскую казну, он экономил на всех расходах. А чтоб не обременять императорскую казну лишними средствами, он аккуратно перегружал сэкономленные деньги в свою сокровищницу. Помимо всего Ян Гочжун еще считал себя великим полководцем и, чтоб доказать это всем, немедленно затеял войну с государством Наньчжао, соседом Китая. А едой, скажем так, армию он не перегружал. Уйдя в поход, армия обнаружила, что и есть нечего, да еще и отобрать не у кого. Запомните этот стиль поведения, он еще сыграет роковую роль не только в судьбе Ян Гочжуна. Некогда деятельный и рассудительный император не замечал, что творится. Он смотрел только на Ян Гуйфэн, а та улыбалась и говорила, что все в порядке. А из похода на Наньчжао вернулся только один воин из десяти, да еще и умирающий от голода, – после ужасных разгромов и то бывает лучше.
