Антонио Грамши присутствовал на этом памятном митинге и написал о нем.
Недовольство итальянских рабочих усиливалось, волнения учащались. Все популярнее становился лозунг: «Сделать в Италии то, что русские сделали в России». И хотя у рабочих и не было правильного политического руководства, хотя Итальянская социалистическая партия в решающие моменты самоустранилась от руководства массами, трудящиеся были готовы драться за свои права!
Тем временем продовольственное положение становилось все более угрожающим; у хлебных лавок выстраивались длинные хвосты, в них приходилось ежедневно простаивать по четыре-пять часов, чтобы получить крохотный кусок хлеба. В массах назревал гнев.
А 22 августа в Турине вовсе не оказалось хлеба. И рабочие в знак протеста стали бросать работу. Сперва на одном заводе, потом на другом. Забастовки эти не оказались изолированными, они почти мгновенно переросли во всеобщую стачку.
На следующий день, 23 августа, на улицах Турина начали вырастать баррикады. Кварталы, занятые рабочими, были ограждены волчьими ямами и колючей проволокой. Сквозь эту проволоку был пропущен ток высокого напряжения. На какое-то время рабочие районы Турина стали неприступными.
Население штурмом брало продовольственные магазины. Восстание длилось четыре дня. Рабочие героически отражали атаки полиции и воинских частей. Но восстание было сломлено, рабочие кварталы залиты кровью. Причиной неуспеха было, конечно, отсутствие какого бы то ни было политического руководства, сугубая стихийность восстания. Движение не было поддержано в других городах Италии и, естественно, оказалось обреченным на провал.
Это был тяжелый жизненный урок. Но одно стало совершенно ясно — назревала подлинно революционная ситуация, и, может быть, именно в эти дни молодой социалист Антонио Грамши постиг с исключительной ясностью и четкостью, насколько велика необходимость в создании подлинной революционной партии рабочего класса!
Среди предводителей восстания были и рабочие-социалисты, но они не нашли поддержки в руководящих органах своей партии. Восставшие действовали вразброд, вместо того чтобы попытаться захватить центр города, они оставались в предместьях; действия их были лишены единой цели. У восставших были только винтовки, ручные гранаты и пулеметы. Правительственные войска ввели в действие артиллерию и тяжелые броневики. Быть может, если бы войска, или хотя бы часть их, перешли на сторону восставших, события приняли бы иной оборот. Однако солдаты поверили клеветническим утверждениям буржуазии, будто бы восстание организовано немцами.
Социалистическая партия была захвачена врасплох. Деятели ее растерялись. Вот что говорил на суде Барберис, один из руководителей туринских левых социалистов:
«В августовских событиях, не организованных партией, я не принимал участия. О погромах лавок я узнал в трамвае, по пути на почту. Я тут же решил вернуться назад, ибо понимал, что если окажусь в поле зрения полиции, то буду немедленно арестован».
Откровенные признания Барбериса обнародовала «Аванти!» 13 июля 1918 года — спустя год без малого после событий.
А в самый разгар восстания цензура не разрешала газетам печатать какие бы то ни было сообщения о туринских делах. И события эти, естественно, не получили широкой огласки и должного разворота. Официальные данные о количестве убитых и раненых, опубликованные спустя некоторое время после событий, говорили о семидесяти убитых и нескольких десятках раненых. По другим сведениям, убитых было пятьдесят, а раненых более двухсот. В некоторых источниках сообщается даже о пятистах убитых и двух тысячах раненых, но это, по всей вероятности, непроверенные цифры…
Да, руководство социалистической партии в целом осталось безучастным. Оно ничем не помогло восставшим. И все-таки один из наиболее видных деятелей партии — Джачинто Менотти Серрати — сделал все, что мог. Он предпринял героическую попытку пробраться в Турин, чтобы принять участие в вооруженной борьбе хотя бы как рядовой боец. Он не мог вычитать о туринских событиях в газетах; этому, как уже сказано, препятствовала цензура военного времени. Откуда же узнал Серрати о том, что в Турине происходит нечто из ряда вон выходящее? Очень просто: из слухов, слухи циркулировали в народе, и никакими силами правительство не могло воспрепятствовать их распространению. «Аванти!» выходила в Милане. И вот редактор «Аванти!» садится в Милане в поезд, идущий в Турин. Из предосторожности он сходит с поезда в Кивассо, считая, что в Турине вокзал непременно должен быть оцеплен полицией. Между Кивассо и Турином в обычное время ходил трамвай, однако оказалось, что трамвайное движение прекращено. Остается одно — идти пешком в Турин. Что Серрати и сделал!
Главный редактор «Аванти!» с трудом добрался до центра Турина, был там опознан карабинерами и препровожден в их казарму. Карабинеры запросили распоряжений от туринских властей. Последние приказали отправить редактора «Аванти!» в Милан. Что и было сделано…
После подавления туринского восстания Серрати вместе со многими другими был арестован и предан суду военного трибунала. Ему было предъявлено обвинение в косвенной государственной измене. «На митинге в честь русской революции вы выкрикивали не только «Да здравствует русская революция!», но и «Да здравствует итальянская революция!» — заявил прокурор. И Серрати ответил: «Подтверждаю полностью».
Военный трибунал признал его «морально ответственным» за туринские события и приговорил к трем с половиной годам заключения за «косвенную измену».
В тюрьме Серрати переводил роман Барбюса «Огонь». Статьи Серрати появлялись в «Аванти!» регулярно, но под странным псевдонимом: «№ 48». Таков был номер камеры, в которой содержался старый Джачинто Менотти. Директор тюрьмы просил Серрати передавать статьи в «Аванти!» хотя бы через него, директора, но только не разлагать служащих тюрьмы…
Осужденные по делу о туринском восстании пробыли в тюрьме года полтора. Освободила их амнистия девятнадцатого года, послевоенная амнистия; итальянские буржуа, упоенные победой, прощали недругам своим…
Туринское восстание подавляла так называемая бригада «Сассари», она состояла почти исключительно из крестьян провинции Сассари. Правительство рассчитывало на рознь, а порою и на антагонизм между рабочими развитого индустриального севера и нищими мужиками-южанами. И в августе семнадцатого года эти расчеты оказались правильными.
Вот эти-то раскол и рознь между рабочими севера и крестьянами юга и были основным орудием политического господства буржуазии. И великой заслугой Антонио Грамши было то, что он исключительно ясно понимал это и сделал своей целью устранение этого антагонизма. И не только устранение антагонизма, а и достижение единства, создание революционного союза севера и юга, революционного союза рабочих и крестьян!
