Однажды Козлянинов нашел повод поистязать солдата-еврея. Роль палачей он заставил исполнять заключенных — одного опять-таки еврея, другого русского. Наблюдая, как они порют товарища, Козлянинов придрался к еврею-исполнителю, что он недостаточно сильно бьет наказанного, и скомандовал:
— Ложись сам!
Тот молча распластался на лавке и без единого звука перенес двадцать ударов розгами.
Еще более тяжелой была обстановка в других подразделениях. В июне 1908 года восемь заключенных 4-й роты сговорились и выступили против несения воинских обязанностей.
— Пусть нас хоть в арестантские роты[12] отправляют, — говорили они, — лишь бы не служить в царской армии.
Все восемь были приведены на территорию дровяного двора. Под барабанный бой, заглушавший крики и стоны, каждому из них всыпали по сто ударов. Экзекуция была зверской. Несчастных намеревались пороть до тех пор, пока они не откажутся от своего заявления, и те вынуждены были сдаться.
Среди офицеров дисциплинарного батальона были и откровенные садисты. Они с удовольствием мордовали и уродовали людей, цинично заявляя при этом, что «серой скотинке» даже полезно время от времени «полировать кровь».
Эти дикие сцены на всю жизнь врезались в мою память. И в первые дни после отбытия наказания и сейчас нет-нет да и зазвучат в ушах нечеловеческие вопли жертв самодержавия.
Для меня и моих сослуживцев пребывание в дисциплинарном батальоне явилось как бы очередной ступенькой политического прозрения. Мы поняли, что наше положение в Российской империи было даже более бесправным, чем положение крестьян и рабочих. Император хотел, чтобы мы оставались лишь бессловесной и послушной силой в руках правящих классов для держания в покорности всех угнетенных. Однако эти времена проходили. Армия становилась все более ненадежной. В стране медленно, но верно зрела новая революция. И в октябре 1917 года она свершилась. Народ под руководством созданной В. И. Лениным большевистской партии взял власть в свои руки. И мне особенно отрадно, что Преображенский полк одним из первых в те исторические дни перешел на сторону взявшихся за оружие рабочих и крестьян.
Мои воспоминания о мятежных преображенцах воспроизводят, конечно, не абсолютно полную картину событий тех далеких лет. И это естественно. Уж очень много воды утекло с той поры.
Чтобы кое-что воскресить, перепроверить, начал разыскивать своих однополчан. Но из участников нашего выступления в июне 1906 года мало кто уцелел.
Племянник Прыткова и работники Воронежского обкома партии сообщили мне, что мой товарищ Прокофий Алексеевич принимал активное участие в борьбе за установление Советской власти. В 1917—1919 годах был председателем ревтрибунала. В районе станции Миллерово его схватили белоказаки и расстреляли.
Откликнулись и родственники Кузьмы Андреевича Андреева. По их словам, а также по утверждению псковских архивариусов, он умер от тифа в ссылке в Красноярском крае.
Отыскались сын Ефима Ивановича Братышенко Иван Ефимович и бывшие преображенцы более позднего призыва Кузьма Федорович Медведев и Юрий Владимирович Новосельский, ныне генерал-лейтенант. Они оказали мне большую помощь в сборе материала для книги, в уточнении отдельных фактов. За это приношу им самую сердечную благодарность.
Я не склонен придавать брожению в лейб-гвардии Преображенском полку бо́льшего значения, чем оно имело. Движение это, безусловно, возникло под воздействием общей революционной обстановки. Оно еще не отличалось бурностью и размахом. Солдаты в силу своей политической малограмотности в то время не были готовы к более решительным действиям.
Но недооценивать протеста преображенцев, как это делают некоторые историки, не следует. Не надо забывать, что против царя выступили гвардейцы самой отборной и привилегированной части.
В ряде изданий, посвященных этим событиям, допущены неточности. Мимо них я не могу пройти. О некоторых из них выше уже говорилось. Но не о всех.
Так, в известных записках И. Эренбурга «Люди, годы, жизнь» утверждается:
«Сапоги семеновцев и преображенцев щемили снег на Пресне в декабре 1905 года в Москве…»
Должен сказать, что ни одного солдата Преображенского полка в 1905 году на Пресне не было.
Л. Андреев в книге «Революционное движение в войсках Северо-Западного округа», ссылаясь на «Солдатское дело» № 13 за 1906 год, пишет, что после ухода капитана Старицкого и подпоручика Астафьева на наш митинг якобы пришли ротные командиры и стали уговаривать солдат разойтись. Это не соответствует истине. Офицеры прибыли не на митинг, а в казарму, когда мы уже лежали на койках и делали вид, что спим.
Не посылались преображенцы и на усмирение Семеновского полка.
В этом же труде автор заверяет, будто наши требования были предъявлены начальству 8 июля. В действительности это случилось почти на месяц раньше — 10 июня, и не в Петербурге, а в Петергофе.
Говорю об этом не ради полемики, а исключительно в интересах достоверности. Я, может быть, теперь единственный живой участник и свидетель выступления гвардейцев и не хочу, чтобы эти ошибки остались в исторической литературе.
Е. В. — его величества.
Как-то зимой Старицкий по поручению командира полка Гадона проводил дознание по делу десяти солдат, задержанных царской охранкой. Старицкий рьяно добывал сведения, компрометирующие арестованных. Это было известно гвардейцам. Поэтому они и выкрикивали «сыщик», «шпион».
Великий князь Николай Николаевич в 1905 году сменил на посту главнокомандующего гвардией великого князя Владимира Александровича, ушедшего в отставку.
Прежде генерал-майор С. С. Озеров был командиром лейб-гвардии Преображенского полка и до сих пор продолжал носить мундир этой части.
Увольнение со двора (из казармы) было весьма ограничено. А тем, кому удавалось его получить, не разрешалось посещать многие публичные места: театры (кроме Народного Дома на Петербургской стороне), кинематографы, большинство садов, митинги, собрания, лекции и беседы.
Увольнение солдат этих годов призыва задерживалось правительством ввиду революционных событий.
Солдаты хотели, чтобы это делалось добровольно, без принуждения.
