Были подготовлены соответствующие приказы, один — во Флот Канала, с указанием направить «Славу» в Плимут, другие — в доки и продовольственную комиссию, с тем, чтобы она была снабжена всем необходимым на шесть месяцев плавания и, наконец, последние, предписывающий капитану Сойеру прибыть в Кингстон на Ямайке, с заходом в бухту Самана. Эти последние (и секретные) приказы были запечатаны с указанием вскрыть их по достижению определенной широты. То, что линейный корабль направляется в Вест-Индию, могло быть очевидным, однако его конкретные задачи оставались неизвестными даже Сойеру до тех пор, пока он не выйдет в море. Стоя на якоре в Хемоазе, «Слава» полнилась догадками и разговорами о дальнейшей судьбе. Многие предпочитали Вест-Индию блокаде Бреста, но третий лейтенант, мистер Хаггинс, был уже по горло сыт «Славой». Он ходатайствовал о медицинском обследовании, на котором ему удалось убедить комиссию, что его здоровье серьезно подорвано. Как он рассказывал позже, вся штука заключалась в том, чтобы «заболеть», наглотавшись табака за час до начала работы медицинской комиссии. На смену Хаггинсу прибыл лейтенант Уильям Буш, на год старше Хорнблауэра стажем.
Предыдущим местом службы Буша был шлюп «Дельфин», который нес конвойную службу между Хамбером и Северным Форлендом, так что лейтенант видел в Вест-Индии возможность продвижения по службе. Единственное, чего он не мог предвидеть, так это того, что командир «Славы» фактически безумен. Нам неизвестно, что именно лорд Сен-Винсент сказал Сойеру при их последней встрече, но это привело к полному расстройству рассудка последнего в такой степени, что он был уже не способен командовать кораблем. Многие капитаны приветствовали бы перевод в Вест-Индию, но Сойер воспринял свои нынешние приказы естественным продолжением своих неудач во Флоте Канала.
Уже во второй раз ему достались нелояльные офицеры, люди, которые смеялись у него за спиной, более того — их рассказы о капитане могли достичь флагманского корабля. Если бы не они, его корабль был бы лучшим на флоте! Некоторое время Сойер относился к Бушу благосклонно, как к единственному (пока) не вовлеченному в заговор, но вскоре уже думал о нем также плохо, как и об остальных. Единственным утешением ему служила уверенность, что обитатели нижней палубы — на его стороне. Сам он начинал свою морскую карьеру на баке и был убежден, что уж матросы-то способны отличить настоящего моряка от выскочек — денди в офицерских мундирах. Таким образом, его политикой стало тиранить офицеров и мичманов, завоевывая таким образом популярность среди матросов. «Слава» вышла из Плимута 14 июля 1800 года, а ситуация на борту с каждой неделей становилась все хуже. Не смотря на свое явное сумасшествие, капитан все еще обладал практически неограниченной властью, достаточной для того, чтобы сломать жизнь своим офицерам. Простого обвинения в мятеже было бы достаточно для того, чтобы трибунал высказался в оправдание действий капитана. Офицеры были в особенно сложном положении, не имея возможности противодействовать неправильным действиям капитана и опасаясь даже разговаривать друг с другом на темы, которые занимали все их мысли. Уверенности, что у капитана есть свои шпионы среди матросов, было достаточно, чтобы кают-компания погрузилась в тяжелую тишину. Правила предусматривали, что в случае болезни капитана командование кораблем переходит к первому лейтенанту, однако решиться на такой отчаянный шаг было непросто, так как скорее всего это привело бы всех, кто решился бы в этом участвовать, к гибели.
Прежде всего, это зависело от мужества корабельного врача, а мистер Клайв был запуган так же, как и остальные.
6 августа «Слава» шла курсом, предположительно, на Антигуа, в районе которого, как ожидалось, должна была через десять дней подойти к берегу на расстояние прямой видимости. Атмосфера же на корабле к этому времени стала настолько напряженной, что лейтенанты (за исключением мистера Смита, который был вахтенным офицером) собрались ночью в трюме. Подобная тайная встреча была почти актом мятежа, карой за который была бы смерть. Неожиданно собравшиеся были предупреждены одним из «юных джентльменов» — мичманов, мистером Уэллардом, что к месту сходки приближается капитан. Офицеры быстро разошлись. Бакленд и Робертс вышли на главную палубу по переднему трапу, Буш прошел в корму по нижней орудийной палубе, а Хорнблауэр вместе с Уэллардом поднялись на верхнюю палубу по главному трапу. Узнав каким-то образом о происходящем, капитан вызвал капрала — начальника караула морской пехоты и послал мистера Хоббса (исполняющего обязанности артиллериста) с двумя матросами арестовать бунтовщиков в трюме. Морские пехотинцы, по команде капитана, спустились в кормовой люк, но капрал не успел отойти и десяти футов от подножия трапа, когда услышал звук падения тела. Поспешив обратно, он нашел капитана, который, очевидно, упал в люк, лежащим у нижней ступеньки трапа. Помимо того, что Сойер был оглушен, у него был сломан нос, два ребра и ключица. Позже он стал бредить и мистер Бакленд официально принял командование кораблем.
В общих чертах ход всех этих событий не без труда можно установить по тексту рапорта, направленного позже вице-адмиралу сэру Ричарду Ламберту с различными приложениями, из материалов следственной комиссии, а так же по собственному донесению адмирала в Адмиралтейство. У историка же, в конце концов, создается впечатление, что расследование могло производиться тщательно, а свидетельские показания могли быть точными, однако многое осталось недоговоренным. Похоже, что отчаянная ситуация была разрешена благодаря достаточно удивительной случайности. Но не слишком ли она походила на промысел Божий, чтобы действительно быть случайностью? Мы можем предположить, что нет. Прилагаемая схема может прояснить, как ситуация представлялась офицерам «Славы».
Согласно официальному заключению, капитан Сойер в возбуждении наклонился к отверстию люка, выкрикивая команду капралу, который спускался по трапу на нижнюю пушечную палубу. При крене корабля он потерял равновесие, рухнул в люк и упал в трюм, получив при этом телесные повреждения, от которых уже так и не оправился. Из офицеров, которые больше всего желали бы смерти капитана, только один — Хорнблауэр — находился на верхней палубе, когда произошел этот несчастный случай. По общему признанию, его постоянно сопровождал Уэллард (волонтер 1-го класса), но этот самый мальчик был главной жертвой садистских наклонностей капитана и шесть раз за короткое время до этого подвергался беспощадной порке за воображаемые проступки. Даже если Хорнблауэр и помог капитану свалиться в люк, Уэллард, как свидетель, был слишком заинтересован молчать об этом. Конечно, не было доказательств, что Хорнблауэр присутствовал при несчастном случае. По его собственным словам, они с Уэллардом в это самое время шли в корму, выйдя из главного люка, и в темноте не видели, что именно произошло. Больше ни одного свидетеля не объявилось, и в этом не было ничего удивительного, так как все происходило ночью — предположительно, все — кроме вахтенных и непосредственных участников этих событий — спали. С некоторым облегчением мистер Бакленд объяснил падение капитана несчастным случаем и составил рапорт, подтверждающий это заключение — один из тех рапортов, которые начальники воспринимают с одобрением.
