О личности автора «Илиады» и «Одиссеи» слагались предания. Семь городов Греции – Смирна, Родос, Колофон, Саламин, Хиос, Аргос и Афины – спорили за почетное право считаться родиной Гомера. Античный бюст представляет его нам в виде слепого старика со строгим, мудрым челом, с вьющейся бородой. Невидящий взор его устремлен вдаль, губы как бы готовы раскрыться, чтобы запеть.
«Илиада» повествует о том, как ахейцы – жители средней и южной части нынешнего Балканского полуострова и островов Эгейского моря – осаждали малоазийский город Илион, иначе называемый Троей. Воспеваются героические подвиги предводителей ахейцев – Агамемнона, Ахиллеса, Одиссея, могучего троянского водителя Гектора и других героев, описывается участие богов в этих сражениях. Основной сюжет поэмы – раздоры, возникшие в стане ахейцев между непобедимым Ахиллесом и верховным предводителем войска Агамемноном, гнев Ахиллеса, гибель его друга Патрокла и смертельный поединок между Ахиллесом и Гектором.
Вторая поэма, «Одиссея», рассказывает о приключениях, которые, после взятия и разрушения Трои, претерпел на пути домой царь острова Итака, хитроумный Одиссей.
Историки нашли в Гомере богатейший материал для характеристики общественного строя и культуры целой эпохи жизни Греции.
Филологический и исторический анализы убеждают нас, что гомеровы поэмы получили тот вид, в котором они дошли до нас, в VI веке до нашей эры. Тот строй общества Греции, который описан у Гомера, относится, как можно предполагать, приблизительно к XI веку до нашей эры. Древность этой эпохи и отсутствие письменных документов о жизни Гомера заставили исследователей поставить два вопроса: являются ли гомеровы поэмы отражением подлинных исторических фактов и можно ли считать, что Гомер существовал как историческая личность, создавшая обе поэмы. Уже исследователи XVII века, а за ними – крупнейший немецкий филолог конца XVIII века Фридрих-Август Вольф утверждали, что обе поэмы являются сводом разнородных былин, лишь позже приведенных в стройный порядок. Лахман, Г. Герман и другие вслед за Вольфом углубили и разработали вопрос о том, как создавалась «Илиада», являющаяся частью древнегреческого эпоса и представляющая собой ряд отдельных песен, объединенных вокруг песни о ссоре Ахилла с Агамемноном.
Но вместе с совершенно обоснованным сомнением в подлинности личности Гомера возникло и распространилось сомнение: является ли действительным историческим фактом война греков с троянцами и осада греками Трои и существовала ли Троя вообще. Троянская война, Агамемнон, Ахилл, Гектор, все другие герои были признаны нереальными личностями. Было лишь признано, что в поэмах Гомера частично отразился тот отрой греческого общества, который существовал в эпоху создания эпоса. Все «гомеровское» считалось «доисторическим».
Точная и исчерпывающая характеристика исторического и художественного значения Гомера была дана Карлом Марксом:
«…Трудность заключается не в том, чтобы понять, что греческое искусство и эпос связаны с известными формами общественного развития. Трудность состоит в понимании того, что они еще продолжают доставлять нам художественное наслаждение и в известном смысле сохраняют значение нормы и недосягаемого образца.
Мужчина не может снова превратиться в ребенка, если он становится ребячливым. Но разве не радует его наивность ребенка и разве сам он не должен стремиться к тому, чтобы на высшей ступени воспроизводить свою истинную сущность. Разве в детской натуре в каждую эпоху не оживает ее собственный характер в его безыскусственной правде? И почему детство человеческого общества там, где оно развивалось всего прекраснее, не должно обладать для нас вечной прелестью, как никогда не повторяющаяся ступень? Бывают невоспитанные дети и старчески умные дети. Многие из древних народов принадлежат к этой категории. Нормальными детьми были греки» (К. Маркс и Ф. Энгельс, Собр. соч., т. XII, ч. I, стр. 202-203).
Маркс образно определяет гомеровскую эпоху Греции как эпоху гармонического детства народа. Детства, но не младенчества!
Переводя образное выражение Маркса на конкретно исторический язык, Энгельс писал, что в «Илиаде» мы встречаемся «с наибольшим расцветом высшей ступени варварства» (Ф. Энгельс, Происхождение семьи, частной собственности и государства, изд. 1933 г., стр. 48). Только с этой точки зрения вообще возможно научно исследовать «гомеровскую» эпоху.
Шлиман верил в Гомера. Он не хотел допустить мысли, что гениальные поэмы, так потрясавшие его своей художественной правдой, были на самом деле мозаикой из ряда эпических песен, воспевавших вымышленные битвы, вымышленных героев, вымышленные города. Конечно, Шлиман в этом ошибался, но в основе его ошибки лежала вера в истинность и доказуемость народного предания, вера в память народа. Эту веру не могли поколебать в Шлимане книги аккуратных немецких аналитиков и лекции скептических французских профессоров (Исследователи гомеровского вопроса, подразделяющиеся на унитариев, считающих, что «Илиада» и «Одиссея» были созданы одним великим поэтом, и на аналитиков, полагающих, что каждая из этих поэм возникла из многих малых песен).
В аудиториях Сорбонны и на ученых собраниях затевал Шлиман долгие споры. В особняке Шлимана на бульваре Сен-Мишель стали собираться историки, филологи, археологи. Бывал у него, между прочим, и Эрнест Ренан, прославленный ученый с натурой художника, великий скептик и грустный мечтатель, остроумец и философ. Ренану было интересно слушать этого чудаковатого миллионера, который так близко принимал к сердцу всякое сомнение в подлинности Гомера.
А миллионер между тем как губка впитывал знания и мысли окружавших его ученых, но не уступал своих убеждений. Он готовился начать великое дело – путешествие к истокам гомеровской поэзии.
Впрочем, до того он совершил еще одно кратковременное путешествие, опять в Америку. Оно было вызвано намечавшейся большой финансовой операцией, в которой он был заинтересован. Шлиман беседовал в Вашингтоне с рядом министров, был у президента Джонсона, пытался, правда безуспешно, встретиться в военном министерстве с генералом Грантом (Улисс Симпсон Грант (1822-1885)-участник гражданской войны в Америке, президент США с 1869 по 1877 год). Покончив с делами, он лично инспектировал состояние железной дороги, акционером которой являлся, много времени посвятил ознакомлению с американскими культурными учреждениями. Он побывал в нью-йоркских школах и с тех пор стал горячим поборником совместного обучения. Услышав песни негров, он записал в своем дневнике восторженный отзыв о негритянской поэзии. Ренану он написал письмо о работах американских эллинистов.
