152
Эйдельман Н. Я. К истории лондонской встречи Чернышевского с Герценом / Эйдельман Н. Свободное слово Герцена. М., 1999. С. 307–316.
Помимо мнения Н. Я. Эйдельмана, М. В. Нечкиной и И. Е. Баренбаума, существуют и другие точки зрения: книга могла быть передана Герцену раньше — с историком литературы, двоюродным братом Чернышевского, А. Н. Пыпиным, находившимся в мае 1858 года в Лондоне, или с кем-то из общих знакомых.
Граф Орлов был в должности шефа жандармов и начальника Третьего отделения в 1844–1856 годах.
Насыщения, от saturation (лат.).
Известно, что после возвращения декабристов из ссылки Ростовцев пытался примириться и объясниться с некоторыми из них. Но успеха не достиг. Примирительное отношение к предателю резко осуждалось большинством декабристов. Любопытен рассказ в «Воспоминаниях» Тучковой о появлении в их доме сыновей Я. И. Ростовцева. Первым приехал к Герцену старший — Михаил. Он сказал, что его отец, умирая, завещал «съездить в Лондон и сказать Герцену, что он сознает себя виновным в прошлом и, желая смыть это пятно, трудился день и ночь над проектом освобождения крестьян и надеется, что Герцен тоже отпустит этот грех молодости ввиду его сердечного раскаяния». Герцен был тронут. И простил. Сыновья Ростовцева, М. Я. Ростовцев, флигель адъютант и его брат, высочайшим приказом от 5 июня 1862 года были уволены от службы за сношения с Герценом. Фрагмент рассказа об их посещении по требованию цензуры был извлечен из публикации «Воспоминаний» Тучковой в «Русской старине» (книга 11, 1894) и заменен новым сюжетом.
Среди авторов «Письма к редактору» исследователями назывались имена Чернышевского, Добролюбова, самого Н. Серно-Соловьевича. Вопрос еще требует дальнейшей разработки. Версия об авторстве Н. Серно-Соловьевича представляется сомнительной.
Заметим, что слово «энергия», своеобразный символ молодого, полного надежд предреформенного времени, постоянно присутствует и в цитированных выше письмах Герцена, и в письме Серно-Соловьевича.
Последнему, решительному доводу (лат.).
Тайных судилищ (нем.).
Благодаря дарам потомков Герцена — Натальи Петровны Герцен, Леонарда Риста, семьям Сержа и Мари, Михаила и Маргариты Герцен, Кристиана Амфу, Жана Пьера, Марселя, Симоны, Франклена, Элеоноры Рист Дом-музей А. И. Герцена за 35 лет пополнился сотнями уникальных экспонатов.
Крестьянское движение. 1827–1869: В 2 вып./Подг. к печати Е. А. Мороховец. М.; Л., 1931. Вып. 2. С. 17, 20.
Состав комитета до сих пор точно не установлен, хотя исследований проведено множество и вероятные его участники названы: братья Серно-Соловьевичи, Н. Н. и В. А. Обручевы, А. А. Слепцов и др. Сочувствующими и осведомленными, возможно, были Добролюбов и Чернышевский.
Ученые, специалисты темы, сразившиеся в полемике, свидетельствуют, что замыслы тайного общества в начале 1860-х годов возникали у многих лиц и только некоторые привели к созданию «Земли и воли». Слепцову удалось к середине 1862 года сплотить тайные кружки в провинции и провести переговоры с комитетами революционных организаций в Польше. 1 марта 1863 года в «Колоколе» в специально выделенной редакционной заметке сообщалось: «Мы достоверно знаем, что столичные и областные круги соединились между собой и с офицерскими комитетами — сомкнулись в одно общество. Общество это приняло название „ЗЕМЛЯ И ВОЛЯ“».
Этому редкому человеческому типу, этому непременному участнику пропагандистской деятельности среди раскольников, публикатору документов церковного раскола и острому наблюдателю жизни вокруг Герцена, а в дальнейшем ренегату, сдавшемуся русским властям, мемуарист посвятил целую главу в «Былом и думах». Он сделал, как всегда, тончайший анализ, я бы сказала, ювелирное вскрытие своего противоречивого героя, которого назвал «нигилистом с религиозными приемами». Представил его жизнь как историю одного из ярких осколков ушедшего поколения, обозначил его дорогу неутомимой, разбросанной деятельности и путь к предательству, раскаянию и покаянию. К Кельсиеву Герцен до крайности терпим, потому что конкретно он никого не выдал. В «Былом и думах» даже заключал, что «бросать в Кельсиева камнем — лишнее: в него и так брошена целая мостовая».
О своих впечатлениях от встречи, произведшей на него прекрасное впечатление, Достоевский напишет в «Дневнике писателя»: «Я редко встречал более мягкого и радушного человека».
Работа в Доме-музее и собирательство за рубежом дали автору возможность узнать о третьей встрече, о которой прежде не было известно. Через 125 лет фотография обнаружилась в калифорнийском городе Окленде, у праправнучки Герцена — Антуанетты Рист-Констабль. Об истории находки см.: Желвакова И. А. Тогда… в Сивцевом. 4-е изд. М., 2009.
Образ героя Сервантеса, эволюционировавший в публицистике Герцена и созданный в противовес Тургеневу (выступившему в 1860 году с речью «Гамлет и Дон-Кихот»), носит во многом полемический характер. В 1856 году после знакомства с работой «С того берега», где образ Дон Кихота был значительно снижен и использован в целях показа благородных, но беспочвенных и поэтому побиваемых самой жизнью «рыцарей» революции 1848 года, Тургенев ответил Герцену. Для Тургенева Дон Кихот выражает «веру прежде всего, веру в нечто вечное, незыблемое, в истину»: «Он знает, в чем его дело, зачем он живет на земле, а это — главное знание». «Жить для себя он счел бы постыдным». В дальнейших своих статьях, и главное в «Концах и началах», Герцен продолжает усиливать черты, вызвавшие отповедь Тургенева. «Тип Дон-Кихота выветривается на наших глазах, становится реже и реже, никто не думает о том, чтоб, по крайней мере, снять фотографию», — пишет Герцен. Образ героя Сервантеса многогранен, и Герцен пользуется им для характеристики деятелей разных эпох. Конечно, особое место — у Маццини и Гарибальди, «у двух величавых теней высшей вершины революционного хребта». (Они верили и боролись, верили даже тогда, «когда уходили из жизни, иногда вопреки уму».)
