Из Пятигорска мы поехали во Владикавказ. Он тогда уже носил отвратительную кличку «Орджоникидзе», но все называли этот прелестный горный городок Владикавказ, это имя ему так подходило, было символичным. И тут мы тоже нашли частные комнаты.
Наш железнодорожный билет был круговой, через Баку, Тифлис в Батум. Но мы хотели проехать но Военно-Грузинской дорого, по которой из Владикавказа в Тифлис ходил автобус. Баку нас не интересовал, а эту замечательную дорогу мы хотели посмотреть. Мы уже купили билеты на определенный день на автобус, когда я вдруг заболела. У меня сделался жар, температура поднялась до 40 градусов, но никаких других болезненных признаков не было: ни простуды, ни желудочного заболевания. Пригласили врача но он ничего не смог определить, дал какое-то жаропонижающее средство и сказал, что надо подождать. Средство не подействовало, на другой день у меня была такая же высокая температура. Мы, конечно, не могли поехать намеченным автобусом. На следующий день мы узнали, что этот автобус попал в горный обвал; благодаря хладнокровию и распорядительности молодой водительницы все спаслись, но многие пассажиры были ранены камнями. После этого свалился целый кусок горы, и дорога оказалась надолго закрытой. И в тот же день мой жар исчез так же неожиданно, как и появился. Я была снова совершенно здорова.
Проехать по Военно-Грузинской дороге было уже невозможно, но нам сказали, что можно взять такси до обвала и посмотреть самую красивую, горную часть дороги, потом она начинает спускаться в равнину. Хоть такси и было дорого, но мы и художник сложились и решили это сделать. Стали искать такси, но не тут-то было! Нам сказали, что такси во Владикавказе существуют только для господ интуристов, а простые советские граждане обойдутся и без такси. «Впрочем, — добавили на станции такси, — вы можете посидеть и подождать около гостиницы для интуристов, если какое-либо такси освободится, а никто из господ иностранцев не будет в нем нуждаться, то вы можете взять такси». Вот мы и сидели на скамеечке, рассматривая разряженных интуристов, признаюсь, с весьма недобрыми чувствами. Но нам повезло. Такси освободилось, и мы могли его взять. Я никогда не забуду этой прекрасной поездки. Что Альпы по сравнению с дикими кавказскими горами и Тереком, который прыгает как львица с косматой гривой на хребте». Дорога была небезопасна, кое-где произошли небольшие обвалы и путь был узким; в одном месте ловкий шофер разогнал машину и проскочил на двух колесах, тогда как два других временно повисли над пропастью. Это было одно мгновение — к ужасу моей мамы и к моему восхищению.
Потом мы поехали по железной дороге, через Баку, где не останавливались, в Тифлис. От Тифлиса у меня остаюсь только общее впечатление красоты и обилия прекрасных цветов. Подробностей я почему-то не помню, да и задержались мы в Тифлисе короче, чем предполагали, так как потеряли дни из-за обвала на Военно-Грузинской дороге.
Из Тифлиса мы выехали вечерним поездом, получили спальные места и дороги, увы, не видели. Утром я проснулась на верхней полке, взглянула в окно и ахнула. Мне показалось, что это не настоящее, а шикарная декорация: ярко-голубое море, желтый песок и пальмы. В будущем мне пришлось видеть много разных морей, желтого песка и пальм, но такое сочетание — пальмы прямо на желтом песке на берегу моря — я видела, пожалуй, только еще в Эль-Арише, на исходе Синайской пустыни.
И в Батуме мы пробыли недолго, оттуда поехали в Сухуми, где хотели немного отдохнуть и покупаться. Но в Сухуме нам не очень повезло, комнату вблизи пляжа найти не удалось, приходилось идти довольно далеко и вверх, что было для мамы трудновато. Но это еще полбеды, хуже было то, что сразу же за домиком оказался маленький водоем с малярийными комарами. По неопытности мы этого не заметили. В Сухуме тогда находилась моя двоюродная сестра Нина, дочь маминой сестры, мужа которой, инженера, арестовали. Нина была в возрасте моих сестер. Замужем она была за ученым — биологом, работавшим вместе с врачами над использованием змеиного яда в медицине. Он много ездил по Грузии, Армении и Средней Азии, по областям, где водились ядовитые змеи, особенно страшная гюрза, короткая, толстая, серая, с рожком на голове. Нина часто ездила с ним как секретарша. Теперь же всей семьей они были в Сухуми, где имелся известный террариум. Сын кузины Додик (Даниил) был на три года моложе меня. Нина зашла к нам, увидела за домом этот маленький пруд и раскричалась на хозяйку: «Немедленно залейте это малярийное место гашеной известью, а иначе я доложу в санитарную инспекцию!» Хозяйка струхнула и очень скоро организовала ликвидацию этого прудика. Но для моего отца было уже поздно: его укусил малярийный комар. Малярия началась уже дома, в Пскове и, на счастье моего отца, у него было только три припадка; затем немудреный хинин ликвидировал болезнь, и она больше не возвращалась, что удивительно, так как малярия имеет коварное свойство возвращаться даже через годы.
Открыточно синее море, желтый песок и пальмы мне удивительно скоро приелись. Купание было тоже не по мне: слишком длинный плоский пляж. Надо было долго тащиться по жаре, чтобы дойти до глубокого места, где можно было плавать. Я вспоминала, как два года тому назад в Севастополе прыгала прямо с лесенки в глубину. Это было приятно. Субтропического жаркого и влажного климата я совсем не переносила и, помнится, мы как-то с Додиком, едва волоча ноги но жаркой сухумской улице, неистово мечтали о том, о чем мечтать, вообще говоря, не полагается: об осеннем мелком холодном петербургском дождичке.
Кое-где даже нам, при нашем кратком посещении Грузии, было заметно не очень хорошее отношение некоторых грузин к русским. Совершенно несправедливое, так как тогда как раз их соотечественник давил всех. Нина рассказывала больше. К сожалению, нужно признать, что те настроения, которые проявляются теперь, понемногу нарастали уже тогда. Но трудно думать, что это были настроения большинства.
Нина рассказывала также немало не только о романтических ночевках в старинных башнях, где, по преданиям, водились привидения, но и об обычаях грузин и армян. Она говорила, что женщины у грузин тогда находились все еще в приниженном положении. Так, они однажды были приглашены грузинским врачом на ужин. Какая-то женщина прислуживала, подавала кушанья, но сама за стол не садилась. Они думали, что это прислуга, что этот врач не женат. Но потом оказалось, что это была его жена. Армяне же, напротив, высоко ставили своих жен и женщин вообще. Это звучит немного странно, ввиду того, что крестительницей Грузии была женщина, святая Нина. Но я передаю то, что говорила кузина. Она восклицала, полушутя, полувсерьез: «У меня сын, я посоветую ему жениться на грузинке, она будет за ним ухаживать. Если б у меня была дочь, я бы посоветовала ей выйти замуж за армянина».
