Несмотря на очевидное нездоровье, врачи не могли поставить точный диагноз Карлу Ясперсу ни в детстве, ни в гимназические годы. Как мы помним из письма, присланного с острова Нордерней, лечили его, в основном, народным средством — велели пить растворенную в молоке соль. К сколько‑нибудь заметному успеху это лечение не привело.
Несмотря на недуг, Калли Ясперс участвовал во всех мальчишеских играх, которые порой бывали достаточно буйными. Заводилой всех игр становился его дядя — младший брат матери, который был старше племянника всего на шесть лет. Энергия этого малолетнего дяди не знала пределов[60], он всецело подчинил себе и Карла, и его брата Энно, который был на четыре года младше.
Мальчики играли в те же игры, которые увлекали всех их сверстников в Германии. Они строили с друзьями «дома» из досок — в несколько этажей высотой — и превращали их в свою крепость и обиталище. Оттуда они совершали вылазки в окрестный мир: вечерами рыскали по садам, пугая взрослых своим внезапным появлением из тьмы, и стреляли из духовых трубок по оконным стеклам, чтобы потревожить хозяев. Летом они сооружали плоты, чтобы плавать по рвам, наполненным водой, зимой бегали на коньках по льду рек.
Хотя Калли Ясперс и участвовал в этих буйных забавах, такая активность давалась ему нелегко. Но, как это всегда бывает в детстве и в отрочестве, у него и у родителей существовала надежда, что с возрастом, когда организм окрепнет и нальется взрослой силой, его болезни пройдут.
Но этого так и не произошло.
Особенно напугал Карла Ясперса тот случай на охоте, о котором мы уже говорили, — когда он сидел под деревом, не в силах шевельнуться от внезапной слабости, и думал, что так и умрет сейчас в лесу. После этого он вернулся домой, не дожидаясь, когда закончится срок абонированной охоты, и принялся читать Спинозу, «испытывая вселенскую скорбь»[61].
Но юность никогда не оставляет надежд.
Молодой человек не желает считать себя недужным и совершает такие шаги, которые человек зрелый и здоровый наверняка счел бы авантюрными. В доказательство полной своей самостоятельности и силы Карл Ясперс решил покинуть родительский дом после окончания гимназии, чтобы учиться в университете Фрайбурга. Так он и поступил в апреле 1901 года. Восемнадцатилетний юноша получил от отца вексель на значительную сумму, которой он мог распоряжаться по своему усмотрению. Но перед началом учебы юному Карлу предстояло показаться другу семьи, врачу Альберту Френкелю, который проживал в Баденвайлере. В ту пору А. Френкель возглавлял среднего уровня санаторий, но впоследствии достиг всемирной известности, разработав собственную методу лечения штрофантином, которая оказалась очень эффективной.
Вид юного абитуриента врачу Френкелю очень не понравился. При росте более 190 сантиметров Карл Ясперс весил всего 57 килограммов. Невероятная худоба дополнялась бледностью. А. Френкель тут же обследовал юношу и поставил предварительный диагноз — «заболевание левого легкого, которое протекает с воспалением»[62]. Однако туберкулез был исключен сразу. Определить заболевание более точно не удалось, но ясно было одно: до излечения от него ни о какой учебе в университете не может быть и речи. Френкель предложил юноше пройти курс лечения тут же, в его санатории, в надежде, что с заболеванием удастся если не справиться, то, во всяком случае, создать предпосылки для выздоровления. Однако результат лечения разочаровал: Карл Ясперс только прибавил в весе, да и то ненадолго.
С этого момента между Френкелем и Ясперсом началось настоящее психологическое противоборство. Врач — который, напомним, был еще и другом семьи — полагал, что юношу надо поберечь: больной должен примириться со своей участью и перейти к щадящему образу жизни, всячески себя ограничивая. Карлу Ясперсу было нужно совсем другое. Он хотел знать правду о состоянии своего здоровья. Он намеревался вести полноценный образ жизни — и хотел прикинуть, на сколько лет его еще хватит. В зависимости от этого можно было выбрать сферу занятий, в которой предстояло ярко проявить себя в оставшиеся немногие годы.
Постепенно картина болезни прояснилась во всей полноте. Френкель поставил диагноз: бронхоэктатическая болезнь легких; осложнения в работе почек, вызванные предшествующим течением болезни и неправильным лечением; сердечная недостаточность, вызванная усиливающейся эмфиземой.
Для Карла Ясперса это означало, что с таким телом еще можно было вести полноценную жизнь и успешно работать несколько лет, конечно, при множестве ограничений, при строжайшей самодисциплине, строго соблюдая лечебные процедуры.
Исключались всякие физические нагрузки. Требовалось регулярное отхаркивание: в небольших количествах — ежечасно, в больших — от двух до трех раз ежедневно[63]. Если эти процедуры не выполнялись в полном объеме, возникала повышенная температура, появлялся озноб, начиналось кровохарканье, а заканчивалось все острым воспалением легких.
Будучи незаурядным врачом, Альберт Френкель понял, наконец, чего хочет от него юноша. Он без всякого сострадания, по- деловому поговорил с К. Ясперсом о его возможностях и перспективах. С этого момента отношения между врачом и пациентом переросли в прочную дружбу. Френкель всегда был для Ясперса воплощением образа идеального врача, о котором он говорил в своих медицинских и философских произведениях. Врача и пациента еще более сроднила общность судьбы. Так же, как и Ясперс, Френкель был изгнан нацистами со всех постов. Он умер в 1938 году в Гейдельберге, а Ясперс был приглашен проститься с умирающим. Философ мог рассчитывать на помощь и поддержку своего врача- друга на протяжении всей жизни.
Понятно, что учебу в университете пришлось отложить — как минимум, на семестр[64]. После курса лечения в Баденвайлере К. Ясперс отправился отдыхать в привычные места, на Нордерней и в Ольденбург. К зимнему семестру он отправился в университет Гейдельберга, чтобы изучать право. Это намерение было зафиксировано в его аттестате зрелости; право изучал отец; К. Ясперс обещал отцу, что пойдет по его стопам.
Но… Как это было и с Фридрихом Ницше, именно болезнь заставила Карла Ясперса отказаться от навязанного взрослыми выбора. Перед лицом смерти юноша решил, что не стоит тратить недолгую жизнь (так он думал тогда!) на изучение чего‑то неподлинного, выбранного из чувства долга или чувства благодарности отцу. Ему захотелось выбрать что‑то свое. Настоящее, предназначенное жизнью только для него. Жизненное призвание… То, к чему его властно призывает сама жизнь. В этом, правда, еще предстояло разобраться…
