В августе 1942 года генерал Эйзенхауэр со своим штабом разместился в старинном Норфолк-хаусе на Сент-Джеймс-сквер в Лондоне и приступил к формированию штаба союзных сил, готовившихся к операции в Северной Африке. По прибытии американцев я приступил к работе по созданию совершенно новой организации для распространения информации «Ультра» и обеспечения ее секретности. Эта организация должна была охватить все союзные командования в Северной Африке или, когда потребуется, в других частях Западного театра военных действий. Моя работа включала инструктаж всех американских и английских командующих и офицеров их штабов, которые были внесены в список лиц, допущенных к тайне «Ультра».
Список допущенных к тайне «Ультра» был ограничен четырьмя-пятью представителями от каждого штаба, а именно: штаба верховного главнокомандования, штабов групп армий, штабов важнейших объединений сухопутных войск и военно-воздушных сил, действующих как на Европейском театре, так и в Юго-Восточной Азии, а также штабов объединений английских и американских военно-воздушных сил, действующих из Англии.
Перед самой операцией «Торч» нам удалось открыть новые возможности «Ультра», которые имели огромное значение для стратегических бомбардировочных операций союзников. Это была немецкая система метеорологических сводок. Погода над Центральной и Восточной Европой впоследствии стала исключительно важным фактором при планировании дальних вылетов, поэтому сводки ее считались у немцев совершенно секретными. Мы имели преимущество перед противником, когда атмосферный фронт двигался с запада, но во всех прочих случаях эта информация была бесценной. Когда впоследствии генерал Спаатс принял командование американской стратегической авиацией в Европе, действовавшей с баз в Соединенном Королевстве, он приглашал меня присутствовать при инструктаже командиров своих соединений, совершавших бомбардировочные рейды вплоть до Австрии. Сидя в одном из классов знаменитой старинной женской школы Уайкомского аббатства, переоборудованной под американский штаб, я наблюдал, как тщательно офицер метеорологической службы докладывал о погоде на всем пути до объекта и обратно. Никто, рад отметить, не спросил, откуда ему это известно, но, если кто-нибудь подвергал сомнению прогноз, Спаатс обращал свой взгляд на меня и, посматривая проницательными глазами из-за очков в золотой оправе, подмигивал, а потом спокойно говорил: «Думаю, что на прогноз можно положиться».
Перед 8 ноября 1942 года я вылетел в Гибралтар проследить, чтобы никто не потерялся, и поддерживать связь с Эйзенхауэром до его отъезда в Алжир. СПС Эйзенхауэра разместилось в пещере, вырубленной в скале. Там было холодно и сыро. Совершенно неожиданно все наши планы стали реальностью. Теперь «Ультра» предстояло выдержать испытание в большой десантной наступательной операции союзников. Как ни странно, величайшая ценность «Ультра» в те дни, перед самой высадкой в Северной Африке, состояла в получении информации негативного характера.
Примерно за месяц до этого Кессельринг и Берлин обменялись радиограммами, в которых каждая сторона информировала другую о разведывательных донесениях, касающихся предстоящей высадки союзников в западной части Средиземного моря. Кессельринг признавал, что не знает, где произойдет высадка, но в начале ноября сообщил в радиограмме «Ультра», что ожидает высадку либо в Северной Африке, либо в Сицилии, либо в Сардинии. Это было особенно важное сообщение в то время, так как если бы Кессельринг твердо знал о наших намерениях, он, вероятно, мог бы использовать французов в Алжире для оказания нам сопротивления, что имело бы роковые последствия. Тем не менее он просил у Гитлера подкрепления, чтобы сосредоточить войска в Сицилии и Южной Италии в качестве меры предосторожности. Дважды получив краткий отказ от Гитлера, Кессельринг отдал распоряжения о сосредоточении имевшихся в его распоряжении войск и транспортных самолетов на юге Италии. После этого, если не считать радиограммы в Берлин о том, что вблизи испанского побережья замечены конвои, он хранил молчание. Эйзенхауэр был в приподнятом настроении; это был наш первый опыт в «антиультра», который внушал нам твердую надежду, что в конечном счете мы добьемся ценнейшего фактора внезапности.
Кессельринг, как известно, был авиационным командиром. Мы уже знали через «Ультра», что он постепенно укрепляет свои позиции на Средиземном море и после поражения Роммеля под Эль-Аламейном не станет терять времени, как только узнает о наших намерениях.
Традиционно немецкие военные руководители мыслили следующим образом: «Зачем высаживаться на другом берегу Средиземного моря, если ваша явная цель — Европа?» Так же мыслили и американцы, когда хотели очертя голову вторгнуться во Францию, пока Черчилль наконец не убедил их испробовать сначала североафриканскую операцию. Я думаю, Кессельринг именно поэтому ничего не делал, только ждал и наблюдал, в то время как мы тоже ожидали в Гибралтаре. Мы еще находились в Гибралтаре, когда Роммель сообщил Кессельрингу, что, учитывая возможность высадки союзников в Северной Африке, предполагает отойти до самой Эль-Агейлы на триполитанской границе. В данный момент это сообщение, пожалуй, представляло больший интерес для Монтгомери, но вместе с тем возникла возможность, если Кессельринг сумеет удержать Тунис, соединения его войск с отступающим Африканским корпусом Роммеля.
Роммелю не понадобилось много времени, чтобы узнать о нашей цели, да и Кессельринг не стал медлить, когда тоже узнал об этом. В радиограмме «Ультра» германской комиссии в Тунисе он приказал немедленно получить согласие французов на занятие немцами аэродромов и портовых сооружений в Тунисе и Бизерте. Вскоре после отправки этой радиограммы поступила радиограмма от Гитлера, в которой он разрешал Кессельрингу захватить эти районы и подготовить войска для отправки в Тунис. Но, поскольку Гитлер недавно отказался прислать ему подкрепления, Кессельрингу пришлось действовать имеющимися у него силами. Мы знали через «Ультра» состав этих сил, но не знали, как быстро он может перебросить их по воздуху в Северную Африку. К сожалению, хотя, пожалуй, по понятным причинам политическое и военное положение французов в Алжире было, мягко говоря, неясным. Командующий английской 1-й армией и американскими войсками генерал Андерсон прибыл со своим СПС в Алжир через день после высадки. В тот вечер мы прочли радиограммы Гитлера командованию немецкой армии в Париже с приказом оккупировать остальную часть Франции. Эта радиограмма вызвала цепную реакцию в Лондоне, обеспокоенном судьбой французского флота в Тулоне. Мы, естественно, не хотели, чтобы он попал в руки немцев. Обратились к французам, находившимся в Лондоне, чтобы узнать, нельзя ли принять какие-нибудь меры, чтобы корабли вышли из порта и присоединились к нашему флоту в Средиземном море. В конце концов вопрос решили сами французы. Они затопили флот.
