Бросалось в глаза, что граница между освещенной частью Луны и остальной, темной, не выглядела четко очерченной овальной линией, как это должно было быть у абсолютно сферического тела, а была извилистой, ломаной, зазубренной. Это значило, что поверхность Луны неровна — изрезанность ее ландшафта и давала такие «зазубрины». Кроме того, на темной части Луны были видны отдельные светлые точки, словно вершины, а на освещенном серпе ее — множество темных пятнышек — впадин. То, как постепенно менялся их вид, заставляло думать о Земле: ведь подобную картину можно наблюдать где-нибудь в горах, когда начинается восход! Долины еще объяты мраком, а обступающие их вершины уже сверкают. Чем выше поднимается солнце, тем заметней уменьшаются тени земных впадин — подобным же образом светлеют и лунные пятна!
О, луна совсем не походила на идеальный шар из «небесной материи»! Все, что Галилей видел, вынуждало вспоминать грешную нашу Землю. Вечному противопоставлению «земного» «небесному» пришел конец.
У него в руках был замечательный инструмент! Стоило только посмотреть на звездное небо, как становилось ясно, что звезд в несколько раз больше, чем видишь простым глазом. Это тоже пренеприятнейший сюрприз для тех, кто полагает, что «невидимых» звезд не может существовать: если цель звезды светить человеку, то она должна быть ему видна!
Млечный Путь поразил Галилея. Еще одно открытие! Разрешен давний спор о Млечном Пути: это не уплотнение земных испарений, принадлежащее «подлунному миру», а скопление множества звезд!
На следующую ночь, на пятые или шестые сутки после новолуния, он возобновил наблюдения. Более темные части Луны, которые обычно называли пятнами, не везде были одинаковы, выделялись места, несколько более светлые. Одно из больших пятен имело два длинных и сильно освещенных горных хребта.
Среди пятен самых различных очертаний Галилей обратил внимание на огромного размера впадину, лежавшую почти посредине лунного диска. Его удивила ее форма. По краям круглой чаши вздымались высокие валы. На ум невольно пришла мысль о гигантском амфитеатре!
Когда солнце только начинало освещать крутые склоны «амфитеатра», пространство внутри него оставалось темным, когда же солнце поднималось достаточно высоко, то и дно чаши заливало светом. В том, что это гигантское углубление, Галилей не сомневался: темная часть «амфитеатра» всегда находилась с той стороны, откуда светило солнце, а напротив лежала освещенная его часть.
Луна приближалась к первой четверти. Внизу нижнего ее рога Галилей обнаружил громадный темный клин, врезающийся в освещенную часть Луны. Часа через два он заметил, как посреди этого клина начала выступать какая-то блестящая вершина, похожая на треугольник, затем рядом появились еще три. Наконец незадолго до захода Луны главная вершина, все более увеличиваясь, слилась с остальной освещенной частью. Теперь она напоминала большой и высокий мыс, окруженный тремя сверкающими вершинами. Опять на ум приходила Земля: встающее солнце прежде всего освещает пики высочайших гор, потом склоны и наконец долины.
Стоял холодный и сырой декабрь. При его болезни не было ничего страшнее сырости и стужи. Но Галилей, обычно столь осторожный, словно забыл об опасности. Вечер за вечером, ночь за ночью продолжал он наблюдения. Он стал более искусен в обращении со зрительной трубой, сделал ряд усовершенствований, облегчавших работу. Заметив, что малейшее непроизвольное движение, едва ощутимое дрожание руки и даже дыхание мешают наблюдениям, он стал еще старательней закреплять трубу на подставке.
Днем, когда не надо было идти в университет или заниматься с пансионерами, он продолжал работать над созданием еще лучшего инструмента. Чуть ли не все сутки были до предела насыщены трудом.
Изучая Луну в разных фазах, Галилей отмечал, как при различном освещении меняется вид пятен. Факты, доказывающие, что пятна на Луне объясняются именно неровностью ее поверхности, а не различной прозрачностью частей ее тела, множились час от часу. Он старался проводить наблюдения с особой тщательностью, тут же записывал увиденное, делал зарисовки.
После полнолуния он опять изучал поразивший его «амфитеатр». По его расчетам выходило, что высота отдельных лунных гор превышает четыре итальянские мили, то есть они значительно выше, чем горы на Земле, наибольшие из которых, как тогда полагали, не достигают и мили. «Амфитеатр» становился слишком внушительным. Исполинскую круглую впадину Галилей предпочел сравнить с целой страной. Она бы походила, например, на Богемию, если бы та была окружена огромными горами.
В те зимние недели он больше ночей провел под открытым небом, чем в комнате.
Необычный мир, открывшийся взору Галилея, наполнил его радостью и волнением. Он, и обычно страдавший бессонницей, почти перестал спать. Его открытия опрокидывали важнейшие положения астрономии и философии. Они возвещали о заре нового мировоззрения. Это было великое счастье — первым из людей увидеть вселенную иной, чем она представлялась на протяжении веков![4] Давно уже философы и астрономы спорили, светятся ли планеты собственным светом или лишь отражают свет Солнца. Джордано Бруно не уставал повторять: звезды — это солнца, а планеты — земли, они по природе своей темны, а блеск их — только отраженные солнечные лучи. Но эта мысль оставалась чисто умозрительным заключением, и многие астрономы ее не разделяли.
И вот теперь он, Галилей, нашел довод, подкрепляющий правоту Ноланца! Наблюдая небо в зрительную трубу, он заметил разницу между тем, как выглядят планеты и как — фиксированные звезды. Первые казались круглыми, вроде маленьких полных лун, а последние походили на мерцающие огни с колеблющимися вокруг лучами!
Зрительная труба позволила Галилею найти подтверждение мыслей, в истинности которых он был убежден. Он полагал, что менее освещенные части Луны, обычно называемые пятнами, если сравнивать Луну с Землей, скорее всего соответствовали бы морям, а более освещенные — суше. Он и прежде думал, что если бы с большого расстояния взглянуть на земной шар, залитый солнечными лучами, то суша казалась бы более освещенной, чем моря.
Много лет назад, наблюдая так называемый вторичный, или пепельный, свет Луны, он говорил своим ученикам, что это не собственный ее свет, а отражение света, который она получает от самой Земли. Как Луна освещает Землю отраженными солнечными лучами, так и Земля, в свою очередь, освещает поверхность Луны. Еще один довод в пользу того, что между «небесной» Луной и нашей Землей нет непримиримого различия, еще один довод, подтверждающий подобие Луны и Земли!
