работа над “Детьми полуночи” заняла у него пять лет, то со “Стыдом” он управился за полтора года. Книгу практически повсеместно встретил радушный прием. В Пакистане она, как и следовало ожидать, была запрещена личным указом диктатора Зия-уль-Хака, который легко узнавался в персонаже по имени Реза Хайдар. Несмотря на запрет, в Пакистан попало немало экземпляров романа, в том числе, как рассказывали ему пакистанские друзья, по каналам дипломатической почты – работники посольств жадно прочитывали книгу и отдавали читать пакистанцам.
Несколько лет спустя он совершенно случайно узнал, что в Иране “Стыд” даже удостоился премии. Роман без ведома автора был опубликован в переводе на фарси, и это санкционированное властями пиратское издание признали затем лучшей переводной книгой года. Мало того что автора никто не удосужился наградить – ему даже не сообщили о присуждении премии. Но интереснее другое: если верить доходившим из Ирана рассказам, когда пятью годами позже увидели свет “Шайтанские аяты”, немногочисленные иранские торговцы англоязычной литературой решили, что новая книга писателя, чья предыдущая вещь снискала высочайшее одобрение муллократов, будет неплохо расходиться; поэтому они закупили изрядное количество экземпляров первого, вышедшего в сентябре 1988 года, издания “Шайтанских аятов” и преспокойно, не вызывая ничьего неудовольствия, целых шесть месяцев торговали ими вплоть до провозглашения фетвы в сентябре 1989-го. Он не знал наверняка, правдивы ли эти рассказы, но ему хотелось им верить: они подтверждали, что направленное против книги негодование не возникло в низах, а насаждалось сверху.
Но пока, в середине восьмидесятых, ни о какой фетве и близко речи не шло. Тем временем успех, которым пользовались его книги, оказал благотворное воздействие на его нрав: постоянное внутреннее напряжение спало, он стал веселее, покладистей, проще в общении с людьми. Но и в эти благостные времена старшие собратья-писатели почему-то все как один предупреждали его: все хорошее когда-нибудь да кончается. Энгус Уилсон незадолго до своего семидесятилетия пригласил его на ланч в клуб “Атенеум”; слушая ностальгические воспоминания мэтра о “тех днях, когда я был модным писателем”, он понимал: создатель “Англосаксонских поз” и “Стариков в зоопарке” ненавязчиво напоминает о непостоянстве удачи, о том, что вчерашний задиристый юнец назавтра запросто превращается в печального, всеми забытого пенсионера.
В связи с выходом американского издания “Детей полуночи” он поехал в Соединенные Штаты, где снялся у известного фотографа Джил Крементц и познакомился с ее мужем Куртом Воннегутом; новые знакомые пригласили его провести выходные у них в гостях в прибрежной деревушке Сагапонак на Лонг-Айленде. “Писательство – это у вас всерьез?” – ни с того ни с сего спросил Воннегут, когда они сидели вдвоем на солнцепеке и пили пиво. Услышав утвердительный ответ, автор “Бойни номер пять” сказал: “В таком случае приготовьтесь: придет день, когда вам нечего будет писать, а писать все равно придется”.
По дороге в Сагапонак он просматривал подборку рецензий, которую прислали ему из выпустившего роман издательства “Альфред Нопф”. Анита Десай [36] поместила удивительно теплый отзыв о нем в газете “Вашингтон пост”; если роман ей понравился, думал он, то, может быть, я и впрямь написал что-то стоящее. Положительной была и рецензия в “Чикаго трибюн”, подписанная Нельсоном Олгреном… “Человек с золотой рукой”, “Прогулка по дикой стороне”… Неужели тот самый Нельсон Олгрен? Любовник Симоны де Бовуар и приятель Хемингуэя? Это прямо какое-то благословение из золотого прошлого англоязычной литературы. Нельсон Олгрен, не верил он своим глазам, а я-то думал, его нет в живых. В Сагапонак он явился раньше, чем рассчитывали хозяева. Чета Воннегутов как раз собиралась навестить только что приехавшего из города друга и соседа… Нельсона Олгрена. Они оценили невероятное совпадение. “Что ж, – сказал Курт, – раз он написал рецензию на вашу книжку, значит, и повидаться с вами не откажется. Пойду позвоню ему, предупрежу, что вы идете с нами”. Он исчез в доме, но очень скоро снова появился на пороге с изменившимся, посеревшим лицом. “Нельсон Олгрен только что умер”, – проговорил Воннегут. Прежде чем случился сердечный приступ, Олгрен все приготовил для приема гостей. Гости, пришедшие первыми, обнаружили его мертвым на ковре в гостиной. Рецензия на “Детей полуночи” была последним написанным им текстом.
Нельсон Олгрен. А я-то думал, его нет в живых. Смерть Олгрена повергла Воннегута в мрачное расположение духа. Его гость тоже задумался о том, что каждый из нас рано или поздно в не ведомый никому миг так же растянется на ковре.
Успех “Детей полуночи” у американской критики явился неожиданностью для издателей. Автор романа приехал в Нью-Йорк за свой счет просто потому, что ему хотелось присутствовать при выходе книги в свет; никаких интервью с ним запланировано не было и не последовало даже после появления положительных отзывов в прессе. Книжка вышла небольшим тиражом, потом последовали небольшая допечатка и издание в бумажной обложке, тоже не очень массовое. Зато ему повезло пожать руку самому легендарному Альфреду А. Нопфу, пожилому элегантному джентльмену в дорогом пальто и черном берете, которого он встретил у входа в редакцию в доме 201 по Восточной 50-й улице. Кроме того, он познакомился со своим американским редактором, долговязым Робертом Готлибом, личностью тоже вполне легендарной. Боб Готлиб привел его к себе в кабинет, украшенный гирляндами разноцветных флажков и поздравительными открытками к пятидесятилетию. Они успели уже поговорить о том о сем, когда Готлиб вдруг сказал: “Теперь, когда я понял, что вы мне нравитесь, признаюсь: я не ожидал, что так будет”. Собеседник был неприятно поражен. “Почему? – Он с трудом подбирал слова. – Вам не понравилась моя книга? Я хотел сказать, если вы издали мой роман…” Боб покачал головой. “Ваш роман ни при чем, – сказал он. – Недавно я прочел по-настоящему великую книгу одного по-настоящему великого писателя и, прочитав, понял, что мусульмане мне нравиться не могут”. Это заявление ошарашило его еще больше. “И что же это за великая книга? – спросил он у Готлиба. – И как зовут этого великого писателя?” – “Книга называется “Среди верующих”, ее написал В. С. Найпол”. – “Непременно эту книгу прочту”, – сказал он главному редактору издательства “Альфред Нопф”.
Боб Готлиб, по всей видимости, искренне не понимал, что его слова могли ранить собеседника, и, надо отдать ему должное, оказал исключительно радушный прием писателю, который не должен был бы ему понравиться. Готлиб не раз приглашал его ужинать к себе домой в Тёртл-Бэй, один из самых аристократических районов Манхэттена, где по соседству с ним жили Курт Воннегут, Стивен Сонд-хайм [37] и Кэтрин Хепберн. (Актриса, которой к тому времени было уже хорошо за семьдесят, как-то после
