Положение в полку не отличалось от других мест. Развал дисциплины, аморальное поведение личного состава, и в результате полный хаос царили во всех частях Дальневосточного военного округа.
В Чугуевке три эскадрильи МИГов-17 были недавно заменены эскадрильями МИГов-25 (36 боевых машин и несколько моделей с двойным управлением для учебных полетов). МИГ-25, как более сложная машина, требовал в четыре-пять раз больше обслуживающего персонала — инженеров, механиков, специалистов по электронике и бортовому вооружению, чем МИГ-17. В течение двух месяцев, предшествующих приезду Беленко, число солдат, офицеров и специалистов в Чугуевке возросло в четыре раза, а люди все продолжали прибывать. К их приезду не были подготовлены ни квартиры, ни столовые. Семье Виктора еще повезло — они делили двухкомнатную квартиру только с одной семьей: в соседней комнате жил бортинженер с женой и двумя детьми. В других квартирах жило по три-четыре семьи и там то и дело возникали скандалы. Людмила устроилась работать медсестрой в поликлинике, и это также было удачей.
Все офицеры по очереди должны были нести суточное дежурство, патрулировать казармы, столовые и следить за дисциплиной. То, что Беленко увидел в свое первое дежурство, поразило его. В казармах, рассчитанных на сорок человек, размешалось 180–200 солдат. Койки стояли вплотную, и теснота была такая, что нельзя было сделать движение, чтобы не задеть кого-нибудь. В каждой казарме было только два умывальника. Нижнее белье меняли раз в неделю и раз в десять дней солдат возили в баню.
Перегруженность столовых исключала возможность размещения всех солдат. Пока ела одна группа в сорок человек, другие сорок стояли позади них в ожидании места и посуды. На завтрак каждый солдат получал 150 г хлеба, 10 г масла, 20 г сахара и чай. Обед состоял из жидкого супа, каши с одним или двумя кусочками сала и кружки киселя. Ужин был таким же, как завтрак. Единственным развлечением как солдат, так и офицеров был телевизор — больше на базе нечего было делать и некуда было пойти. Зато спирт был доступен в неограниченных количествах. Для семнадцатиминутного полета без перезаправки горючим МИГу-25 требовалось 14 тонн реактивного топлива, а для тормозной и электронной систем — полтонны спирта. МИГ даже прозвали „летающим рестораном”. Офицеры и начальство с соседних баз под любым предлогом старались попасть в Чугуевку, чтобы поживиться спиртом.
Как-то Беленко послали на центральную тренировочную базу под Москвой, где он провел несколько недель. Когда он вернулся, Чугуевку лихорадило: в результате эпидемии дизентерии почти половина личного состава вышла из строя, два солдата покончили с собой, более двадцати — дезертировало. Солдаты были на грани открытого неподчинения. Из-за нехватки горючего прекратились полеты. Именно в это время американские разведывательные самолеты SR-71 подлетали почти вплотную к границе и фотографировали территорию вглубь на сотни километров с помощью специальных кинокамер с угловым объективом. Они дразнили МИГи — то преследуя их, то преграждая им путь, то поднимаясь на высоту, недосягаемую для советских самолетов, и мгновенно исчезая, развив скорость, с которой МИГи не могли соперничать.
Московское начальство приходило в ярость, а Шевцов пребывал в постоянном страхе в ожидании расследования. Плохие предчувствия его не обманули: в полк пришло сообщение, что приезжает начальник политуправления округа для беседы с офицерами.
„Товарищи офицеры, — начал свою речь начальник политуправления, — положение у вас в полку очень серьезное — прямо-таки отчаянное. Вокруг летают американские самолеты, шпионят, день и ночь следят за каждым нашим шагом, а вы тут благоденствуете. Вы забываете, что и Китай рядом. Партия требует усиления бдительности, повышения боевой готовности и боевого духа. Страна дала вам совершенные машины, все самое лучшее, чем располагает наша техника. И что же получается? Пьянство стало таким распространенным явлением у вас в полку, что вы не в состоянии ни продемонстрировать врагу нашу мощь, ни оказать ему сопротивления”…
Беленко почувствовал неприязнь к этому человеку. Мы обо всем этом уже слышали. Это все равно, что прислать граммофонную пластинку вместо человека.
Вскоре на Виктора свалилась беда. После многочисленных ссор Людмила объявила о своем уходе. Все попытки сохранить семью окончились неудачей. Она согласилась остаться в Чугуевке до октября, пока не закончится ее работа в поликлинике, и потребовала, чтобы Виктор не навещал их в Магадане. Это, мол, будет только травмировать ребенка. Людмила так последовательно и твердо требовала развода, что у Виктора не было ни сил, ни желания сопротивляться.
В конце июня Шевцов экстренно собрал офицеров на закрытое собрание, на котором рассказал о ЧП, случившемся в пехотном полку, расположенном в 60 километрах от их базы. Два солдата застрелили офицера и двух рядовых, забрали автоматы, продовольствие и двинулись через лес к морю, намереваясь захватить катер и уплыть в Японию. Несколько дней они скрывались в лесу а потом вступили в перестрелку с преследующим их отрядом и были убиты. У них были найдены записи, содержащие „злостную клевету” на советскую армию, и „подло искажающие” жизнь советских солдат. Все это вызвало в Москве такой гнев, что министр обороны решил лично посетить Дальний Восток. Ждали его и в Чугуевке.
Будущее каждого офицера зависело теперь от того, какое впечатление произведет на министра их полк. Было решено срочно провести шоссейную дорогу от посадочной вертолетной площадки до базы длиной в шесть километров. Весь полк был брошен на строительство дороги. Это был приказ сверху, Шевцов не мог бы сам предпринять такое дорогостоящее строительство. Как бы там ни было, угрозы со стороны Запада и Китая отошли на второй план. Это просто невероятно! В честь приезда начальства мы, оказывается, можем построить все, что угодно!
Вскоре последовал новый приказ — украсить ландшафт вдоль дороги: министр любит природу. Для этого понадобилось расчистить тайгу и посадить вдоль шоссе молодые деревца. Но ведь всем известно, что нельзя пересаживать деревья в середине лета. Однако, приказ есть приказ. И на грузовиках были доставлены сотни молодых сосен, елей и тополей. Все деревья, конечно, погибли. Начальство было очень недовольно таким своеволием природы, как вдруг кому-то в голову пришла спасительная мысль: оставить все как есть, а перед самым прибытием министра опрыскать деревья зеленой краской… Увы, все это оказалось ни к чему: в начале августа из Москвы сообщили, что из-за болезни министра его приезд отменяется.
