Ознакомительная версия.
ПОСЛЕ ОБЕДА
Люблю я, утомясь обедом,
На кресле ждать под серым пледом,
Чтоб по обоям голубым
Вечерний заструился дым.
Медовой, липкою дремотой
Ласкает сумрак мне глаза,
Лампадный вздох на образа
Ложится тихой позолотой,
И в облаках субботней мглы
Чуть светят ножны и стволы.
Вечерним ладаном одеты,
Со стен, приветны и легки,
Глядят мечтательно портреты
И книг сафьянных корешки.
В заветный час привычной неги
Люблю следить борьбу теней
С тенями уличных огней,
Их пораженья и набеги.
Блаженный и спокойный жар
Под душным пледом сонно бродит.
И лишь ко всенощной удар
Из сладких чар меня выводит.
В тусклом вечере дымящий зной сокрылся.
День, сожженный праздно, отпылал багрянцем.
Благовест субботний прозвучал и позабылся.
Залились стрижи вечерним танцем.
В городском саду брожу один уныло,
Сумрачно гляжу прохожим в лица.
Тяжело мне. Сердце грустью защемило,
Отуманились предчувствием ресницы.
Жизнь тоскливая, жизнь скудная, как этот сад проклятый,
Вся ты, жизнь моя, покрыта пылью серой.
Ах, устал, давно устал мой конь крылатый,
И не справиться наезднику с Химерой.
Нити телеграфные на розовом закате.
На ночлег угрюмо просит оборванец.
Сердце ноет жалобно, горюет об утрате.
Кончился стрижей зловещий танец.
Раскаленный пыльный город
Скучный и пустой.
Мокрый липнет к шее ворот,
Жжет фуражку зной.
Там, за острой колокольней,
Призраком седым
Еле брезжит берег дольний,
Пароходный дым.
Там в тумане мутно-сером,
Близится заря.
Вознеслась над тощим сквером
Статуя Царя.
Продают клубнику, вишни,
Вафли, лимонад;
Я, проезжий, точно лишний,
Пробираюсь в сад.
Здесь над Волгою киоски,
Рев военных труб,
Шум толпы, с купален всплески,
Клены, липа, дуб.
"В дождливо-сумеречный день..."
В дождливо-сумеречный день,
Когда в тумане меркнут лица,
Когда и жить и думать лень,
Брожу по улицам столицы.
Голубовато-серый дым
Развесил бледные волокна,
Туманом призрачно-седым
Слезятся слепнущие окна.
Голубовато-серый дым
Окутал башен силуэты,
Кресты церквей плывут над ним.
Бульвары сумраком одеты,
Тускнеют вывесок слова,
Прохожих гаснут очертанья.
И, как намокшая трава,
Моя душа таит рыданья.
Покинув грязный тротуар,
Меж звонких конок легким бегом
Спешу на праздничный бульвар,
Блестящий первым, юным снегом.
Вчера, угрюм, как нетопырь,
Я здесь бродил, потупя взгляды.
Был скучен серый монастырь
И туч тоскливые громады.
И там, где, озаряя грязь,
Рой фонарей ей глянец придал,
Стоял, задумчиво склонясь,
Спиной ко мне чугунный идол.
Сегодня блеском жемчугов
В морозно-искристом закате
На льдистом небе облаков
Сияют пурпурные рати.
Крестами радостно горя,
В красе внезапной перемены
Передо мной монастыря
Белеют розовые стены.
А впереди, где яркий газ
Нескромных пар объятья выдал,
Стал, многодумно наклоняясь,
Спиной ко мне чугунный идол.
"Ночь серебряная длится..."
Ночь серебряная длится.
Снег пылится под луной.
Сердцу любо насладиться
Тишиной.
Я по улице морозной
Тенью грёзной прохожу,
Замираю в грусти слезной
И гляжу.
Вижу белые ворота.
Ветви белые клоня,
С кленов иней сыплет кто-то
На меня.
Сыплет белые сережки.
Вижу: лунных взоров грусть
Отражается в окошке.
Пусть.
Я влюбленный, утомленный,
Близость гибели забыв,
Созерцаю умиленно,
И счастлив.
Пусть! Что будет, совершится,
Что придет, предрешено.
Ночь серебряная длится.
Всё равно.
<Н. Г. Машковцеву>
Серебристые, резные
Снег-узоры на стекле.
То пушистые, сквозные
Чайки перья вырезные
Распластали в белой мгле.
Как воздушны эти крылья
На сияющем окне!
Но недвижны их усилья:
Истомясь тоской бессилья,
Стынут чайки в белом сне.
Будто звездные осколки
Мерзнут в искрах голубых.
Уж не чайки это: елки –
Ткут морозные иголки,
Ткут узор ветвей седых.
Меркнет. В сумеречной ласке
На лазоревом стекле,
Сквозь узоры белой сказки,
Как глаза в прорезах маски,
Звезды светятся во мгле.
Твои виски полузакрыты
Рядами черных завитков,
Озарены твои ланиты
Блестящим жемчугом зубов.
Тонка, легка, как стебель гибкий,
Как острый блещущий стилет,
Застыла ты, сверкнув улыбкой,
При щёлке мерных кастаньет.
И вот, внимая струнам знойным,
Заслыша бубна гулкий стук,
Ты в танце пламенном и стройном
Обходишь яркий полукруг.
То, простирая вдаль объятья,
Улыбкой сдерживая страсть,
Ты, разбросав гирляндой платья,
Зовешь к ногам твоим припасть.
То, утомясь, ты замираешь,
Вскрывая веер у плеча,
То снова бурею взлетаешь,
Пурпурный шелк одежд влача.
Вот с блеском взора легче лани
Припала на колено ты,
Приемля гул рукоплесканий,
Восторги, клики и цветы.
"Знакомый ресторанный гул..."
Ознакомительная версия.
