— Главнокомандующие армиями и войсковыми группами или вообще не доводили его до сведения воих частей, или со своей стороны давали распоряжения, которые делали невозможным выполнение этого приказа.
Дело здесь не в том, что все это ложь. Важно другое: Кейтель, Иодль и их защита в сущности признали, что и самый факт передачи явно преступного приказа для исполнения является формой соучастия в совершении военных преступлений. И конечно, Международный трибунал не принял во внимание доводов Редера о непричастности его к расправам с коммандос.
Сторонним свидетелям нацистских преступлений пытался представить себя и другой гросс-адмирал — Карл Дениц. Он—де человек военный и его дело — оперативное руководство войной на море. Он не имел и не хотел иметь никакого отношения к политике на оккупированных территориях. О том, что на этих территориях был установлен террористический режим, что существовали приказы вроде «мрак и туман», он будто бы убедился только в ходе Нюрнбергского процесса.
Но Деница опять заставили выслушать документ, который показывает, что напрасно гросс-адмирал так уж обедняет свои функции, суживает диапазон своей деятельности.
Из документа явствует, что 1 июля 1944 года встретились два человека — один из них Адольф Гитлер, другой Карл Дениц. Тот самый Дениц, который ничем другим, кроме войны на море, не занимался и не интересовался. Но какой пассаж — на сей раз эти два человека обсуждали нечто такое, что никак не укладывается в проблематику или практику морской войны. Речь шла о том, какие меры необходимо предпринять для подавления стачки в Копенгагене. Любопытно, что даже по такому вопросу Гитлер решил посоветоваться с Деницем. Тогда гросс-адмирал был горд этим. В Нюрнберге же, несомненно, проклинал тот день, когда состоялось такое совещание.
Гитлер и Дениц пришли к выводу, что «единственное оружие, которым борются с террором, — террор». Оба они глубоко были убеждены, что к услугам суда здесь прибегать не следует — «судебная процедура — архаизм», и более того, судебные процессы по такому поводу «создают мучеников».
«История показывает, что имена этих людей (т. е. осужденных патриотов. — А. П.) на устах каждого, тогда как молчание поглотит имена многих тысяч, которые потеряют свою жизнь, но без какой—либо процедуры военно-полевого суда».
Так главнокомандующий флотом высказался по сугубо политическому вопросу. Он выступил за то, чтобы людей убивали без суда и следствия, чтобы «забвение» было уделом тех, кто самоотверженно борется против фашизма.
Но Дениц протестует. Он якобы не говорил этих слов. Говорил их Гитлер, а Дениц лишь слушал. Тогда обвинитель спрашивает его:
— Значит, вы не согласны с этим заявлением? Дениц. Нет.
Обвинитель. В таком случае, почему вы разослали этот документ всем оперативным отделам?..
Ничего вразумительного подсудимый ответить не может. А обвинитель меж тем упорно добивается:
— Что именно, по вашему мнению, в этом ужасном отрывке... могло представлять ценность... для осведомления ваших офицеров?
Не дождавшись ответа, обвинитель констатирует, что это могло иметь лишь одну цель — возбудить жестокость у флотского офицерства.
Миллионы людей были угнаны с оккупированных территорий на каторгу в Германию. Их использовали на самых тяжелых работах. Вопреки запрещению международного права, они широко эксплуатировались в военной промышленности Германии, на изготовлении оружия, которое потом направлялось против их родины, против их детей, их близких. Геббельс, как уже известно читателю, по—своему «обосновал» программу принудительного труда, заявив однажды министру юстиции:
— Лучшая мысль — это убить их путем непосильного труда.
Принудительный труд стал одним из средств массового уничтожения миллионов людей.
Человек, который может отдать приказ «топить без всякого предупреждения» торговые суда не только воюющих, но и нейтральных государств, «расстреливать людей, спасающихся на лодках», предпочитает тайную расправу в подвалах гестапо открытому судебному разбирательству — почему такой человек должен вдруг остановиться перед какой—то Гаагской конвенцией, запрещающей использование принудительного труда для производства оружия. И он не остановился! Обвинитель предъявляет текст одной речи (Дениц тоже любил, чтобы его стенографировали). Произнес ее гросс-адмирал 17 декабря 1943 года перед командующими соединениями военно—морских сил.
— Я стремлюсь иметь для военно-морского флота столько военных кораблей, сколько возможно для того, чтобы сражаться и наносить удары. Для меня не имеет значения, кто эти корабли строит.
Дениц отлично знал, кого заставляют работать на верфях. В 1944 году в меморандуме, адресованном Гитлеру, Кейтелю, Иодлю и Шпееру, гросс-адмирал писал: «Предлагаю усилить состав рабочих в доках пленными и заключенными концлагерей … особенно при строительстве подводных лодок».
Далее он похваляется террористическими мерами, предпринятыми по его указанию в целях подавления саботажа во французских доках, и заявляет, что «аналогичные меры следует принять в скандинавских странах».
А заканчивается меморандум так: «12 тысяч заключенных концлагерей должны быть использованы в доках в качестве дополнительной рабочей силы. Служба безопасности согласна с этим».
После оглашения таких документов подсудимый не смог уже утверждать, что обвинительное заключение «типичный американский юмор».
Для чего понадобились темные очки?
В юриспруденции давно сложилось понятие группового дела, т. е. дела, по которому под судом находится два или более подсудимых. Единственным основанием для такого объединения обвиняемых в одно производство может служить соучастие этих лиц в совершении преступлений.
Смысл позиции защиты Редера и Деница (хотя прямо об этом не заявлялось) состоял в том, что, мол, объединение дела гросс—адмиралов с делом Геринга, Риббентропа и других необоснованно. Еще куда ни шло, если бы их объединили с некоторыми американскими и английскими адмиралами. Об этом защита в свое время скажет, дайте только срок. Но Герингу и Риббентропу они никак не ровня.
Адвокаты, конечно, не могли не понимать, что по своему политическому калибру Дениц и Редер вполне подходят для масштабов Нюрнбергского процесса. Оба ведь занимали высокие посты, а один из них короткое время был даже главой государства.
Кстати, кратковременное пребывание в кресле фюрера особенно беспокоило Карла Деница. Его сосед Редер ушел с политической сцены вовремя и уберегся от таких милостей Гитлера, которые здесь в Нюрнберге причиняют так много неприятностей.
