Черный сонет («Ужасное, уродливое время…»)[142]
Ужасное, уродливое время…
Как страшно жить! И не грешно ль любить?..
Кто черное посеял в мире семя?
Кто брату брата повелел избить?..
Позор. Война. Насилье. Кровь. И голод…
И трупы, трупы, трупы — без числа…
О, Господи! Зачем Твой день так золот,
Но так Твоя десница тяжела?..
Безмерная распущена стихия…
От ящика Пандоры снят затвор,
И гады вышли на земной простор…
Во тьме вампир над миром бьет крылом,
И там, где был наш, братья, общий дом, —
Кресты, кресты!.. Ты — кладбище, Россия!..
10. IX <19>22
«Четыре ветра надо мною…»
Четыре ветра надо мною,
Четыре голоса во мне,
Но лишь один поет струною,
Дрожащей в яви и во сне…
И первый голос — ветер южный,
Второй — оттуда, где закат,
Полярный третий, белый, вьюжный,
Но лишь четвертому я брат…
В степях далекого Востока,
Над нивой родины моей
Он веял вольно, одиноко
Среди удушливых ночей…
В глухие избы он врывался,
Над мертвым городом летел,
Он скорбью русской напитался
И русским голосом запел…
Когда, звенящий кандалами,
Он пролетает надо мной,
Он сыплет черными цветами
И дышит дальнею весной…
И мне, бредущему с котомкой
На неприютном берегу,
Приносит грезу-незнакомку…
— Ее я свято берегу…
Givors, 11.IX <19>22
Теремок («…Ворожила, сторожила…»)[143]
…Ворожила, сторожила
У морозного крыльца,
Вилась, билась да кружила
Средь метельного кольца…
…И метелица рыдала
под окном,
И колдунья ведьмовала
об одном…
Космы серые, как клочья
от пурги,
Рот с клыком — змеи жесточе
у Яги.
И глаза ее — колючи,
нос — юла,
Руки цепкие, как крючья
и клюка…
И грозила причитала
у дверей
И на помощь призывала
всех зверей…
Снежной пряжей покрывала
белый дом
И ковала, окружала
синим льдом…
И мятежная метелица
мела,
Снеговые ожерельица
плела.
И метелица кружила
кружева,
И колдунья ворожила —
чуть жива…
…Эй, злей!
Ведьма, вей!
Силы всей
Не жалей!..
Колдовская Яга,
Костяная Нога,
Ты согнись в три рога!..
Закрутись
В три кольца!..
…Отойди
От крыльца!..
— Мне все нипочем,
Свят, крепок мой дом,
— Я с Ней — за окном!..
…Я повесил на оконце
Три звезды, Луну и Солнце,
Нет здесь земного угла.
…Занавешено оконце,
Светят звезды, месяц, Солнце,
А снаружи — стужи, мгла…
…Свят, свят теремок,
Запер дверь на замок…
…На руке моей колечко —
всех светлей,
На устах моих словечко —
всех милей…
И со мной — моя Царевна,
как весна,
И душа моя напевна
и ясна…
И я сам теперь могучий
чародей,
Не страшны метель и тучи,
Я — с Ней!..
…А Она смеялась тихо
У узорного окна…
…За стеной ходило Лихо
И метель была грозна…
17. IХ <19>22
«Знаю — петь нельзя, не любя…»
Знаю — петь нельзя, не любя,
И любить невозможно без муки…
Дай мне, Ангел, видеть Тебя,
Я хочу целовать Твои руки…
Посмотри. Туман надо мной…
Я забыл — улыбаются ль зори?
Два крыла расправь за спиной,
Два луча засвети в моем взоре…
Освяти меня чистотой,
Белый Ангел, склонись надо мною…
Я дышать хочу красотой —
Посмотри — я над топью гнилою…
20. IX <19>22
«На нити грезы серебристой…»[144]
На нити грезы серебристой
Низать жемчужные слова
И паутинкой шелковистой
Вязать узорно кружева…
И вдруг — не чуять, что тоскую,
И свить в волнистую вуаль
Души прозрачной голубую
И голубеющую даль…
Когда же вечер синеглазый
Неслышной поступью пройдет,
На нем сосчитывать алмазы
И в сад сойти, где кто-то ждет…
И в бледно-матовые руки
Отдать Ей душу и мечты…
И слушать неземные звуки
В благоуханьи красоты…
29. IX <19>22
Осенняя песня («Год цвела моя греза лучистая…»)
Год цвела моя греза лучистая,
Там теперь заколдованный сад…
Снова осень пришла хрупколистая…
Не хочу оглянуться назад…
Снова осень. И небо усталое.
Пурпур. Золото. Бронза лесов…
И былое — опять небывалое…
Не хочу вспоминать своих снов…
Но когда под ногою рассеянной
Тонкий лист захрустит, зашуршит, —
Неизжитою грезой обвеянный,
Я молюся. И сердце скорбит…
И невольным волненьем охваченный,
Снова грезе я верить готов —
В час осенний, в час Богом назначенный
Не мелькнешь ли ты там, у кустов?
Но неслышны шаги запоздалые…
Тишина. Глубина. Нагота.
Осень спрятала крылья усталые
И больная со мной красота…
Givors, 10. X <19>22
Танечке Потаповой («Твоей скорби коснуться не смею…»)[145]
Твоей скорби коснуться не смею…
Осторожно к тебе подойду,
Ничего не скажу, онемею…
Но холодные руки согрею
И с тобой, одинокой, пойду…
И украдкой смотреть я не стану,
Если будешь беззвучно рыдать…
Только вдруг — бесконечно устану…
Отвернусь. Затаю свою рану.
Буду рядом скорбеть и молчать…
И когда на осенней аллее
Незабвенного будешь ты звать…
От любви, от печали бледнея,
Я сожму твои руки сильнее…
Ничего не сумею сказать.
3. XI. 1922