Ознакомительная версия.
В следующем своем фильме «Могила» я из служителя закона превратился в преступника. Я исполняю роль Эмиля Ротмайера, специалиста по системам безопасности, арестованного за подготовку кибертеррористического акта. Тюрьма представляет собой оснащенный самыми новейшими технологиями застенок, расположенный неизвестно где, куда правительства стран Запада помещает тех, кто представляет угрозу для общественного строя. Ротмайера подвергают пыткам, поскольку он упорно отказывается выдать своего босса, бунтаря-гения, который по-прежнему остается на свободе. На сцене появляется Сильвестр Сталлоне в роли Рея Бреслина, главного эксперта по «структурной безопасности» в тюремном мире. Его ремесло заключается в следующем: под вымышленным именем его помещают в какую-либо тюрьму строгого режима, и он изучает все ее слабые места, подготавливая побег. Вот только на этот раз его предает деловой партнер, который получит огромные деньги, если «Могила» окажется абсолютно надежной и Слаю так и не удастся из нее бежать. После первых стычек мы со Слаем сближаемся, и начинается главное действие. Для создания образа огромной суровой тюрьмы шведский режиссер Микаэль Хофстрём большинство эпизодов «Могилы» снимал на бывшем заводе НАСА в Луизиане. Общая зона для заключенных, прозванная «Вавилоном», представляет собой зал с высоченным двухсотфутовым потолком, где до самого недавнего времени собирали наружные топливные баки для космических челноков. Сегодня это пустующее помещение производит гнетущее впечатление: идеальный фон для фильма, герои которого противостоят злу мировых правящих кругов.
А в реальной жизни мне сейчас приходится решать новую важную задачу. Этим летом мы объявили о создании крупного нового института в составе Университета Южной Калифорнии, Института государственной и глобальной политики Шварценеггера. Так что хотя я и ушел с должности, я по-прежнему буду продолжать деятельность, особенно близкую моему сердцу: политические реформы, противодействие климатическим изменениям, охрана окружающей среды, реформы системы образования, экономические реформы, а также здравоохранение и исследования в области стволовых клеток.
Точно так же, как президентские библиотеки продолжают наследие бывших президентов в области научных исследований, наш институт будет вдохновлять общественное обсуждение важнейших аспектов политической жизни. Мы будем привлекать виднейших ученых и политиков проводить изучения глобальных проблем и предлагать методы их решения.
Университет Южной Калифорнии подходит для этого как нельзя лучше: это учебное заведение славится тем, что, не скатываясь на крайне либеральные или консервативные позиции, остается открытым для любых новых веяний. Его работа основывается на том, чтобы поощрять всестороннее обсуждение проблем, получая предложения от лучших специалистов в данной области, невзирая на их политические взгляды. Мы будем проводить конференции и семинары и спонсировать исследования в тех областях, на которых я сосредоточивал внимание, находясь на посту губернатора, – и именно в этих областях Калифорнии удалось добиться самого впечатляющего прогресса.
Также мне была оказана честь стать первым профессором государственной и глобальной политики имени губернатора Дауни – это почетное звание названо так в честь первого губернатора-иммигранта Калифорнии Джона Дж. Дауни, основателя Университета Южной Калифорнии. Эта должность дает мне возможность ездить по всему миру и читать лекции, представляя УЮК и институт Шварценеггера.
Срок моих губернаторских полномочий закончился, но теперь, когда есть институт, я буду еще больше углублять и расширять работы, начатые во время пребывания в должности. Эта деятельность доставляет мне истинное наслаждение, поскольку я счастлив только тогда, когда могу поделиться своими знаниями и опытом. Я оглядываюсь на Сарджа и Юнис, всегда призывавших меня браться за самые большие начинания. Лучше всего Сардж выразил это в своей потрясающей речи в Йельском университете в 1964 году. Обращаясь к выпускному курсу, он сказал: «В счет идет не то, что получаете от жизни вы. Разбейте все зеркала! В нашем обществе, где каждый думает только о себе, начните меньше смотреть на самих себя и больше на тех, кто рядом с вами. Вы получите гораздо больше удовлетворения, сделав что-то полезное для своего района, города, штата, страны, чем если нарастите мускулатуру, доведете до совершенства фигуру, купите новый автомобиль, новый дом, улучшите свой кредитный рейтинг. И гораздо приятнее быть миротворцем, чем воином!» Я постоянно размышляю над этими словами. Великие лидеры всегда говорят о глобальных проблемах. Они учат, что истинную радость и смысл в жизни приносит дело, которое переживет нас. И чем больше его я добиваюсь в жизни, тем больше соглашаюсь с этим.
Мне всегда хотелось быть для окружающих источником вдохновения, но я никогда не ставил перед собой задачу быть идеалом во всем. Да и как мог я надеяться на это, если во мне столько противоречий и подводных течений? Я европеец, ставший видным американским политиком; я республиканец, любящий демократов; я бизнесмен, зарабатывающий на жизнь, снимаясь в боевиках; я сверхдисциплинированный человек, привыкший добиваться успеха во всех начинаниях, но при этом я далеко не всегда бывал дисциплинированным; я проповедник здорового образа жизни, обожающий крепкие сигары; я борец за охрану окружающей среды, разъезжающий в огромном «Хаммере»; я по-детски люблю веселье и смех, но прославился я, «убивая» людей. Как тут разобраться, какому моему качеству подражать?
Однако многие считают, что я все равно должен быть идеалом. Когда я катаюсь на велосипеде по Санта-Монике без шлема, кто-нибудь обязательно жалуется: «Какой пример он подает?» Но я вовсе не подаю пример!
Как правило, главным упреком по поводу моих сигар становится то, что я вот уже много лет пропагандирую здоровый образ жизни. Но я помню, как однажды, когда я работал в Сакраменто, какой-то журналист спросил: «Мы рассмотрели под большим увеличением снимок, где у вас из кармана пиджака торчит сигара. Нам удалось разглядеть, что на ней написано «Коиба». Это кубинская сигара. Вы губернатор. Как вы можете нарушать закон?»[44]
– Я курю «Коибу», потому что это замечательные сигары, – сказал я.
И то же самое с насилием в кино. Я убиваю на экране, потому что, в отличие от критиков, не верю в то, что насилие на экране порождает насилие на улицах и дома. В противном случае до появления кино убийств не было бы, однако в Священном Писании крови предостаточно.
Ознакомительная версия.
