В мае Николай Степанович перевел стихи Шарля Бодлера и Антеро де Кентала. В июле он снова переводит Бодлера — на этот раз стихотворение «Смерть любовников» из цикла «Смерть», в июне — стихотворение С. Т. Кольриджа «Баллада о черной леди», а в конце июня пишет статью «Поэзия Теофиля Готье» как предисловие к книге, так и не вышедшей в издательстве «Всемирная литература». Это не было повторением его статьи 1911 года. Хотя поэт снова выделил композиционно три раздела, но вывод первой статьи был несколько легковесным: «В литературе нет других законов, кроме закона радостного и плодотворного усилия, — вот о чем всегда должно нам напоминать имя Теофиля Готье». Во второй статье вывод более весомый: «Как большинство поэтов начала девятнадцатого века, и Теофиль Готье унаследовал от Шатобриана и огненную меланхолию, и тоску по дальним странам, и ощущенье своего всемогущества. К этому наследству он прибавил только стальную волю и жизнеспособность духа, благодаря которой он неизменно оказывался своим в каждом из сменяющих друг друга поэтических лагерей века. <…> Стилистом Теофиль Готье является одновременно могучим и изысканным… Значение Теофиля Готье в истории поэзии велико и своеобразно. Он не создал школы, не имел последователей. И это понятно: всякая копия этого Протея искусства была бы неверна через миг; а темперамент, дающий возможность совершать эти превращения, скопировать невозможно. Однако его пример учил и продолжает учить поэтов. <…> В России стихи Теофиля Готье переводились крайне редко, и самое имя его было мало известно. Однако, когда в 1914 году вышел полный перевод „Эмалей и камей“, он был принят чрезвычайно благосклонно и критикой, и публикой, что, конечно, указывает на роль, которую Теофилю Готье суждено сыграть в деле развития русской поэзии». Гумилёв скромно не упомянул, что «Эмали и камеи» — это его собственная работа. Уже после смерти Гумилёва духовную связь между русским и французским поэтами отметил в 1926 году в докладе «Гумилёв и Готье» в Государственной Академии художественных наук В. Э. Мориц.
Не позднее 30 июля Гумилёв перевел стихотворение «Эрифина» Ж. Мореаса.
С января по октябрь 1920 года Николай Степанович работал над переводом Г. Гейне «Винцли-Пуцли».
10 августа 1920 года на заседании редакции «Всемирной литературы» рассматривались переводы Шарля Бодлера, сделанные Гумилёвым. Отзыв готовил сам Александр Блок. До 18 августа Николай Степанович перевел стихотворения Ж. Мореаса «Вторая элегия», «Посланье», «Ага-Вели», «Воспоминанья», в начале сентября — скандинавские народные баллады «Лонгобарды», «Гагбард и Силия», «Сиффурт и Брюнелау», «Бой со змеем», в октябре — французские народные баллады «Адская машина», «Жалоба вечного жида» и другие, стихотворение Т. Готье «Карнавал» из цикла «Эмали и камеи» и стихотворение «Эпилог» П. Верлена, до 10 октября — 220 строк Д. Леопарди, до 25 октября — стихотворения Ж. Мореаса «Распутник», «Без названья». Но и это не все. В 1920 году поэт перевел для «Всемирной литературы» стихотворения Ж. Мореаса «Дурная мать», «Третья элегия», «Слово вспоминающего рыцаря», «Homo fuge». Если проанализировать, кого больше всего переводил в это время поэт, то окажется, что Ж. Мореаса, и это не случайно. Летом 1920 года Николай Степанович в интервью журналисту «Вестника литературы» признался, что этот поэт ему близок по духу. С 1921 года Гумилёв начал читать лекции, посвященные иностранным писателям, при «Всемирной литературе». В феврале Николай Степанович провел в Доме искусств вечер, посвященный Теофилю Готье, и читал свои переводы его стихотворений. Вообще тема Гумилёв-переводчик и Гумилёв-теоретик русского перевода начала XX столетия — тема отдельного большого исследования.
Николай Степанович не только много переводил в те годы, но немало времени уделял работе во «Всемирной литературе» и редактированию рукописей поэтов-переводчиков.
Кроме редактирования Гумилёв в последние три года во «Всемирной литературе» участвовал в разработке перспективных издательских планов. Начиная с января 1919 года каждые вторник и пятницу он приходил в издательство. Здесь обменивались мнениями о текущих событиях, спорили о путях развития литературы, высказывались порой заветные мысли и возникали споры иногда далеко не литературные. Например, 10 января 1919 года Блок выступал во «Всемирной литературе» с докладом о переводах Гейне. После доклада он беседовал с Гумилёвым и записал в своем ежедневнике: «Гумилёв говорит, что имеет много сказать, и после заседания развивает мне свою теорию о гуннах, которые осели в России и след которых историки потеряли. Совдепы — гунны». Блок хорошо понял Гумилёва.
На заседании издательства Чуковский подарил Николаю Степановичу книгу «Неизданные произведения» Н. Некрасова с надписью: «Возлюбленному Н. Гумилёву — с чувством давней и растущей любви…»
Несмотря на то, что литературная жизнь в бывшей столице Российской империи как-то налаживалась, уверенности в завтрашнем дне в среде творческой интеллигенции не было ни у кого. В тревожное время порой возникали непредвиденные ситуации даже с теми, кто официально был на стороне большевиков. Уже после написания поэмы «Двенадцать» Александра Блока однажды подвергли аресту. Вечером 15 февраля 1919 года его отправили на Гороховую в числе других литераторов, сотрудничавших с левоэсеровскими изданиями после уничтожения партии левых эсеров. Однако в дело вмешались А. Луначарский и М. Ф. Андреева, и 17 февраля его выпустили. 20 февраля он уже был объявлен в программе 39-го вечера поэтов в «Привале комедиантов», где Луначарский читал свою пьесу «Маги». На вечер пришел и Н. Гумилёв. Присутствовала ли Ахматова, неизвестно, хотя в программе она была объявлена, как и С. Есенин, Н. Клюев, М. Лозинский, М. Тумповская. А 27 февраля Блока пригласили в Совет издательства «Всемирная литература» вместе с Николаем Степановичем. Известно, что Гумилёву назначили жалованье в две тысячи рублей. Об интенсивности заседаний в то время говорит хотя бы такой факт: только в течение марта 1919 года Гумилёв присутствовал на них десять раз.
Другой известный писатель Федор Сологуб создает литературную секцию Союза деятелей Художественной литературы для помощи литераторам. Союз располагался в бывшем особняке барона Гинзбурга на Васильевском острове по 11-й линии, 18. 5 февраля Гумилёв присутствовал на заседании этой секции. 13 февраля состоялось заседание самого Союза, куда кроме Гумилёва пришли Евгений Замятин, писатель Немирович-Данченко, Кони и другие. 22 февраля на заседании Союза Чуковский читал отзыв на роман В. В. Муйжеля «Год». Здесь же Гумилёв встретился с М. Горьким. 3 марта на общем собрании членов Союза деятелей Художественной литературы Николай Степанович был избран в редакционную комиссию и у него появились дополнительные обязанности. Председателем этого недолговечного Союза являлся В. В. Муйжель. Увы, Союз так и не начал заниматься издательской деятельностью. Единственное, что он успел сделать, — провозгласил издание еженедельника «Литературный современник». Николай Гумилёв был включен и в состав этого редакционного коллектива.
