Но он отбросил эти мысли и снова стал думать о Коньковиче, — который обещал помочь, о том, что завтра надо приготовить все бумаги… и снова видел перед собой залитую солнцем улицу и толпу людей, терпеливо ждущую…
И долго еще не спал, глядя в темноту широко открытыми глазами…
В середине декабря русские ходили и спрашивали друг друга:
— Скажите, а как в СССР? По новому стилю Рождество или по старому?
И некоторые кричали, что да, определенно по новому, и что они своими глазами видели это в газетах. А другие кричали, что нет, все еще по старому, и они тоже своими глазами читали об этом.
Вопрос так и остался неразрешенным. После чего некоторые стали праздновать по новому, другие по старому, а третьи решили праздновать вообще все, начиная с иностранного Рождества и кончая китайским Новым Годом в феврале. Потому что война кончилась и надо веселиться!
Впрочем, праздновавшие по старому, хотя и ходили в гости к праздновавшим по новому и ели и пили и даже подарки получали, все же потом очень возмущались:
— Скажите, — говорили они, — почему это Миколашины празднуют Рождество по новому стилю? Смешно, ей-Богу! В прошлом году, небось, не праздновали. Если он устроился вочманом к американцам — это еще не значит, что они иностранцы! А завтра эти выскочки Иванчуки звали на коктейль. В жизни раньше коктейлей не устраивали. А теперь ихняя Леночка служит на каком-то аэродроме, какие-то пакеты заворачивает, так они — коктейль. Подумаешь.
Но тем не менее на коктейль шли и долго собирались, и жена, как водится, говорила:
— Мне совершенно нечего надеть.
А муж робко отвечал:
— Надень свое синее.
А жена всплескивала руками и горестно восклицала:
— Он говорит — синее! А вам известно, что этому синему пять лет?
Тогда муж говорил:
— По-моему, оно еще очень хорошее.
И быстро уходил в ванную бриться и закрывал за собой дверь, ибо знал все, что последует за этой фразой, и это «все» действительно следовало: из-за закрытой двери слышались упреки, жалобы, оскорбления.
Потом супруги ехали на педикэбе, и перед подъездом Иванчуков был роскошный съезд, состоявший из двух джипов[23] и одного маленького грузовика. Из этого можно было сразу заключить, что имеются «высокие гости». И жена, нервно поправив шляпу, пробормотала:
— Я так и говорила, что будут американцы… Синее…
У Иванчуков было накурено и шумно. Посреди комнаты стояла группа людей с коктейлями в руках, бой разносил сандвичи, и вообще все было совсем как у иностранцев, и лицо у мадам Иванчук было взволнованное, но гордое.
Тут были и Верочка, служившая у американцев машинисткой, и Сонечка, служившая у них же кассиршей, и дочь хозяев, Леночка, служившая у них же упаковщицей.
На Верочке был короткий жакет, едва доходивший до бедер, и дамы, сидевшие в углу на диване, взволнованно зашептались:
— Неужели она себе нового не могла сшить на американские деньги? Такие жакеты носили в 37-м году!
Но тут подвернулась Сонечка, которая сказала, что это, наоборот, самая последняя мода и что в Америке теперь все носят короткие жакеты. Все очень расстроились, а мадам Бук, которая недавно сделала себе новый костюм, где жакет доходил почти до колен, расстроилась больше всех и спрашивала нервным голосом, где можно достать новые журналы. Но толком ей никто не ответил, и она снова села в угол и стала всех ненавидеть.
В отдаленьи стояла группа русских мужей, державшихся почему-то отдельно от американцев. А в центре, в группе военных, стояли Верочка, Сонечка и Леночка. Верочка громко рассказывала, какое «замечательное время она имела» вчера ночью в «Эйч-И клабе». Тогда Сонечка, чтобы ее переплюнуть, начала еще громче рассказывать о «Мамахуху ресторант», который сейчас считается самым модным. Верочка же презрительно спросила: «У кого это он считается модным?», но тут выступила Леночка, заявив, что была в «найт клаб»[24], куда открыт доступ только генералам, и Верочка с Сонечкой, не найдясь что сказать, на минуту замолчали.
Мадам Бук сидела на диване и придумывала, что бы такое неприятное сказать своему мужу, чье красное и веселое лицо мелькало в группе русских мужей. Оттуда доносилось веселое ржанье: там, по-видимому, рассказывали анекдоты.
— Эйч-И клаб… Мамахуху ресторант… только генералы и я… — доносилось из центральной группы.
— Свэлл[25], — дружным хором орали американцы.
— Га га-га, — доносилось из группы русских мужей.
Позже всех явилась Капочка, обряженная в брюки. Она заявила, что опоздала потому, что была «фор э райд ин зи кантри»[26]. После чего она деловито справилась у американцев, который сейчас может быть час в Нью-Йорке, и хоть было совершенно неясно, зачем ей это понадобилось, американцы дружно ответили и залпом выпили свои коктейли.
Верочка, Леночка и Сонечка враждебно глядели на хитрую Ка-почку. Им казалось, что ездить в праздничные дни на далекие прогулки, после чего, не переодевшись, явиться на коктейль (что показывает занятость светской женщины, едва успевающей попадать на все приглашения) — это верх хорошего тона и так поступают все героини из иностранных романов о роскошной жизни.
— Сач найс тайм[27], — щебетала Каночка, — фреш эр, свежий воздух, природа, деревья… вы непременно должны съездить…
— Свэлл, — дружно орали американцы, — хэв э дринк[28].
— Дверь открывается, — доносилось из группы русских мужей,
— он входит и видит…
— Га-га-га…
«Светский прием» протекал непринужденно. Из боковой двери показалась бабушка, которой приказано было сидеть у себя, но которая не выдержала, потому что очень любила гостей и шум и веселье.
— Коммант алле ву, как вы поживаете, — шамкала бабушка, считавшая, что со всеми иностранцами надо говорить по-французски.
— Хай грандма[29], — гаркнули американцы, — кам райт ин[30], олд герл![31]
— Кан жете жен, когда я была молода, — ворковала ободренная бабушка, — но тут ее заметила мадам Иванчук и, обняв за плечи, увела, а Верочка, Леночка и Сонечка, при поддержке Капочки, закричали с новой силой:
— «Мамахуху бар»… «Эйч-И клаб»… «Маски ресторант»… только генералы и я…
— Шур[32], — дружно орали американцы.
Мадам Бук с двумя другими дамами сидела на диване. Слышался нервный шепот:
— Прямых больше не носят, я вам говорю… вы видите, у Леночки весь живот в сборку, а бока обрисованы… бюст теперь моден пышный… мадам Бук, вы можете радоваться… вы бы на себя, моя милая, поглядели…