И вот в феврале 2003 года, когда я должен был для получения Грин-карты на въезд в США дополнительно пройти медкомиссию в спецполиклинике, у меня произошла еще одна встреча с Рюриком Ивневым.
Я прошел медкомиссию и должен был прийти за ответом через 3 часа. Куда деть это время? Я бродил по близлежащим магазинам, неожиданно оказался недалеко от Ваганьковского кладбища и решил зайти на кладбище и проведать могилу моего двоюродного брата, известного композитора Эдуарда Хагагортяна. Дело было зимой. Могилу оказалось не так-то просто найти – я приблизительно помнил аллею и знал, что ограда могилы должна быть слева от тропинки, но горы собранного снега, сугробы –все это смазало топографическую картину в моей памяти. И потому я ходил явно вокруг и около нужной мне могилы (в конце концов я ее все же нашел), читал надписи на надгробьях и неожиданно увидел надпись: «РЮРИК ИВНЕВ». Я вздрогнул и остановился как в детстве, когда играя в футбол, вдруг замечал его стремительную фигуру в длинном пальто, сбегающую по железной лестнице, стоял, смотрел на могилу, как смотрел вслед выходящему за ворота Рюрику Ивневу, когда мальчишки, не понимая, чего я встал как вкопанный, криками пытались вернуть меня в игру, так и сейчас я смотрел на могилу, наверное, не всем известного литератора и думал о том, почему вдруг у семилетнего мальчика на всю жизнь отпечаталось в памяти имя этого человека и его образ? Почему этот мальчик стал пробовать писать, едва научившись рисовать буквы и почему в конечном итоге стал тоже в какой-то мере литератором?
И почему судьба привела его в конце концов на могилу того самого человека, о котором он помнил всю жизнь...
С детства я чувствовал тягу к сочинению разных историй. В школьные и студенческие годы я понял, что реализовать эту тягу можно писанием рассказов. Я писал рассказы, рассылал их в редакции центральных изданий и всегда получал отрицательный ответ, иногда сдобренный небольшой порцией комплиментов, типа, не бросайте писать, в вас что-то есть и т.д. Несмотря на то, что опубликоваться мне так и не удавалось до 33 лет, я все же продолжал писать, а в конце 1970 года показал свои рассказы Рустаму Ибрагимбекову, тогда уже известному сценаристу (уже вышел фильм «Белое солнце пустыни»). Рустам закончил наш институт, потом Высшие курсы сценаристов и в это время организовал в Баку первый киноклуб, куда пригласил всех своих знакомых и друзей из АзИИ, среди которых был и я. Так вот, Рустам прочитал рассказы и сказал:
– Тебе следует поступить на Сценарные курсы в Москве. Но туда можно попасть только по направлению от республики. От Азербайджана тебе получить направление не удастся – полно своих претендентов. Есть у тебя блат в Ереване?
– Есть, – сказал я. – Художник Мартирос Сарьян, он мой дядя.
– Тогда нет проблем, – сказал Рустам. – С таким дядей обязательно получишь направление! А дальше экзамены в Москве...
Сказано – сделано. Я поехал в Ереван. Мартирос Сарьян, народный художник СССР, был мужем моей двоюродной бабушки, Лусик Агаян, дочери известного армянского писателя, поэта, сказочника и просветителя Газароса Агаяна (до сих пор в Армении изучают его в школах, по его сказкам были поставлены фильмы у нас и в Америке), близкого друга Ованеса Туманяна. (И тетя Люся не раз мне рассказывала, что когда умер Ованес Туманян, прадед на веранде пил чай и неожиданно вскочил, вскрикнув: Ованес умер!) Так что Сарьян приходился мне двоюродным дедушкой, так, наверное?
Отношения у нас с семьей Сарьянов были очень хорошие (мама моя была племянницей Лусик Агаян, часто отпуск проводила у них дома в Ереване, и однажды Сарьян написал ее портрет – он висит у меня дома.) Короче, мама позвонила тете Люсе, и та сказала – нет проблем, председатель Госкино Армении наш хороший знакомый, пусть Толик приезжает. К тому времени у меня на руках были правила для поступающих на эти Курсы и там был пункт, что поступающий обязательно должен иметь хотя бы одну печатную работу.
– Пусть везет свои рассказы, – сказала на это тетя Люся маме. – Здесь напечатаем.
Я, почти не веря, что все может так легко произойти, поехал в Ереван.
– Сначала мы тебя опубликуем, а потом пойдешь к Айрияну (председателю Госкино Армении), – разрабатывала план действий тетя Люся. – В журнале «Литературная Армения» хочешь? Хороший журнал, только выйдет там твой рассказ месяца через три, не раньше. Это тебя не устраивает, да? Тогда давай в «Комсомольце Армении», выйдет хоть завтра. Хочешь? Сейчас позвоню Эмме Канановой, она там главный редактор.
Тетя Люся позвонила, и я отнес рассказы в редакцию.
Эмма Кананова даже не стала их читать:
– Какой хочешь, сам выбирай, только чтоб не очень длинный был, у нас газетка на полстраницы.
Тогда я писал довольно длинные рассказы в русле стиля прозы 60-х годов.
Я выбрал самый короткий из рассказов, он назывался «Сайгаки» и был навеян воспоминаниями о моей работе на буровых в Средней Азии.
– Этот – самый короткий? – пролистав рассказ, спросила озабоченно Эмма Кананова.
– Да, – виновато ответил я. – Короче нет.
– Ладно, что-нибудь придумаем, может будем печатать с продолжением, -решила Кананова и забрала рассказ.
Через день тетя Люся разбудила меня:
– Вставай, писатель! Иди в киоск, покупай «Комсомолец Армении» – там вышел твой рассказ!
Рассказ занял почти всю площадь маленькой, на половину нормального листа, газетки. Осталось место только для сообщения с Пленума ЦК КПСС, а все остальное было занято «Сайгаками».
Я знал, что блат существует, но силу его ощутил впервые. Столько лет я пытался опубликовать хотя бы один рассказ, а тут вдруг – раз, и напечатали не глядя! Трудно передать, что я тогда чувствовал, но одно скажу точно – особой радости от напечатанного рассказа я тогда не испытал. Это было дело. Вторым этапом этого дела был поход в Госкино Армении к Айрияну.
Айриян явно не хотел давать мне направление – у него было достаточно своих претендентов, работающих на киностудии, писателей, поэтов, сценаристов и объяснять потом, почему он дал одно место бакинцу, не имеющему никакого отношения к кино, ему было бы нелегко.
– Слушай, ты ведь инженер, верно? – спросил он, просмотрев мои документы.
– Да, – сказал я. – Механик.
– Вот, какая хорошая профессия – механик! Зачем тебе кино?
– Я люблю кино, – сказал я.
– Все любят кино, – ответил Айриян. – Я тоже люблю. Но я ведь не еду поступать на эти курсы?!
– А я хочу писать сценарии, – сказал я.
– Пиши, – сказал он. – Кто тебе мешает. А зачем тебе курсы?
Он меня явно загнал в тупик.
– Ну, если вы не можете дать мне направление, не надо, – пришлось сказать мне. И я стал собирать свои бумаги.
