Ознакомительная версия.
Здесь же подчеркнем, что почти все герои Василия Макаровича, в точном смысле этого слова – провидцы. Так, например, один его герой предсказал то, что затем произошло с самим Василием Шукшиным. Пренеприятная история! Сначала она произошла с Ванькой Тепляшиным (из одноименного рассказа), а затем с Василием Шушиным (о чем поведал он нам в «Кляузе»). Перечитайте «Кляузу»!
Рассказ «Забуксовал» написан в 1973 года… А Русь-тройка продолжает везти Чичикова. Незадолго до своей смерти Шукшин сказал: «Настанет скоро время, придет пора нам расшифровываться». Не сейчас ли эта шукшинская пора настала? Разве это не колоссальной силы пророчество?! Да, настанет пора, когда рассказы Василия Макаровича раскроются и с этой стороны, как зашифрованные сообщения провидца своей Родины… Следовательно, вне всякого сомнения, как повествовательно и образно изложенные каноны народной русской философии.
Разве не естественно, что любимые герои В. М. Шукшина живут и действуют там, где родились, – на Алтае? Извечные человеческие конфликты с собой, бытием и Богом вновь и вновь возникают и решаются на этом участке России. Был и долго, 25 июля каждого года, «Праздник шукшинских чтений»! Съезжались на него со всего Света!.. Василий Макарович Шукшин обогатил нашу духовность. Но, только ли нашу, русскую? Но главное – не это. Главное, что он заземлил Русский Дух, и дал почувствовать, как Русью пахнет! Иван Лапиков, один из тех, кто общался с Василием Шукшиным накануне смерти, говорил в день его 50-летия: «Известность, слава всегда заслоняют для нас в художнике человека – ведь судим мы больше о его произведениях, творчестве, а о нем самом говорим в последнюю очередь, пока не наступит пора сказать самое сокровенное. Вероятно, это происходит потому, что при жизни говорить художнику о нем самом бестактно. Да, пожалуй, и нелепо. О значении своем, конечно, художник знает задолго до первых восторженных критических заметок, до аплодисментов и широкого признания. Помните, есенинское (вот так вот – когда глубоко о Шукшине, непременно вспомнится Есенин – Е.С., М. Ч.) – «я о своем таланте много знаю…?»
Кинематограф впервые нас познакомил и сблизил с Шукшиным, но и тогда он виделся большим художником всем, кто его знал, человеком с характером непримиримым, порывистым, настойчивым, честным… Но, память людская избирательна, что-то запоминается, а что-то нет, да и сами мы волей-неволей стремимся «дотянуться» до полюбившегося человека, о котором рассказываем, стараемся жизнью своей дотянуться».
В этих словах Ивана Лапикова, мудрого человека, а не просто великого советского актера, хорошо отображена духовная связь художника-творца и его народа («людская память»), и то, что настоящий художник, выбравший свой путь, знает о своем предназначении. И, это – все тоже ведовство? Или… колдовство на русский Лад. А то, что рядом с Шукшиным в словах Ивана Лапикова возникает Есенин, – закономерно: в духовности народной эти имена стоят рядом (кстати, Василий Шукшин о себе тоже говорил: «Я знал, что буду знаменитым!»).
Логика темы духовности как народности в мироощущениях шукшинских героев нас вновь возвращает к образу Глеба Капустина. Что же сотворила жизнь с этим крепким мужиком и по-своему (а это понятно по отношению к нему земляков) незаурядной личности? Да то же самое, что и с его деревней! Попробуем еще раз разобраться в таком выверте, не отступая от творчества В. М. Шукшина. С его помощью.
В 1973 году вышел на экраны фильм «Печки-лавочки». Название уже указывает – фильм о деревне. Но не о современной, модельной деревне, а о той, где «печки» и «лавочки» еще реальные атрибуты. Вот лейтмотив фильма – русская народная песня (а для Шукшина песня – это, смеем утверждать, способ существования души человека, ведь и нужда «песенку поет»):
«Чтой-то звон,
Да чтой-то звон
С нашей колокольни?
Не про нас ли,
друг Ванюша.
все поют-гутарят?»
Эта песня, сделанная Шукшиным и композитором Чекаловым. выразительно звучит в увертюре, ее поет семья главного героя фильма, и она возникает в самые кульминационные моменты «Печек-лавочек». Эта народная песня за простотой слов скрывает огромное смысловое содержание. Она, на наш взгляд (как и песня «Калина красная» в одноименном фильме) является не только фоном, создающим необходимый эмоциональный настрой. Она исполняет функцию, какую в древнегреческой трагедии нес Хор. В Веданте, как известно, эта функция – иными словами, аура, которая сопровождает всякое проявление ЖИЗНИ (да, здесь необходимы подобные аналогии!), есть гул жизни, ее нерв, ее животворная ткань…
…«Печки-лавочки». Фильм о селе. Русской деревне начала семидесятых. В силу географического положения – отдаленная область бескрайней Сибири – сохранившей многие черты подлинного крестьянского уклада (у-к-Лада, или так: у-клада?). Особенно в отношениях между людьми, людьми и природой (от застолья и проводов, до сенокоса и пахоты). И все же в этом фильме больше всего говорят. Говорят на протяжении всего фильма. Разные люди, не только деревенские Ваня и его жена Нюра, но и вор-рецидивист, городской хам-попутчик по купе (в коротких и ядовитых репликах, претендующий, однако, на интеллигентность; кстати, в «очках и шляпе») и профессор-филолог, собиратель народных слов и сказаний. Спорят, но больше расспрашивают Ивана, алтайского крестьянина, о деревенской жизни. Если внимательно прислушаться, как говорит Иван и что он говорит, то непременно возникнет образ Глеб Капустина. Ведь и Ивану приходится «выступать» перед столичными учеными и не только «кандидатами», но и профессорами. Выступает шукшинский Иван с лекцией (да!) о… корове-селедке (кличка такая была у нее) … И, как нам тут понимать Василия Макаровича, когда он корреспонденту «Унита» говорит следующие слова, объясняющие феномен Глеба Капустина – «Оттого, что „я живу несколько хуже“, оттого, что глебы капустины – социально обделенные типы и город перед ними в этом виноват»? Да, не социально обделенные, как наша современная «элита», а, обделенные духовно! К сельскому же жителю Щукшин относит следующие слова, имеющие прямое касание с образом Ивана Расторгуева: «Если ты остался в деревне и не думаешь тайком, что тебя обошла судьба, – это прекрасно. Она не обошла, она придет, ее вырабатывают. Гоняться за ней бессмысленно – она, как красивая птица: отлетит немного, сядет. Побежишь за ней, она опять отлетит и сядет. И близко так – опять хочется побежать. Она опять отлетит и сядет в двух шагах. Поди сообрази, что она уводит тебя от гнезда!» Может это Шукшин сказал и о нас, кто сейчас, во втором десятилетии ХХI века в России, чувствует себя обделенным? Сам-то Василий Макарович был тогда городским жителем. Так уж он правильно видит современное село и его проблемы, когда дает оценку Глебу Капустину или советы Ивану Расторгуеву, пусть устами профессора-филолога? Из нашего времени это виднее! В чем-то безусловно прав корреспондент «Унита», который говорит Шукшину следующее (о «Калине красной», что имеет отношение и к «Печкам-лавочкам»): «…для меня, иностранца, это изображение России такой, какая она есть. И в этом фильме, и в „Печках-лавочках“. Я хотел бы понять, почему вы открываете двери этого крестьянского мира… кое-кто усмотрел в „Калине красной“ нечто такое мистическое… эта деревня – единственно светлое пятно… поймите меня правильно, не мистицизм религиозного характера, а именно, что деревня, природа, сельская местность – это единственно светлое пятно». А, где сейчас, когда щукшинская деревня вымерла, это «мистическое светлое пятно»?
Может быть, для того, чтобы так любить деревню, как любил ее Шукшин и… идеализировать, необходимо ее не только покинуть, но стереть с лица Земли? Где больше правды – в образе Глеба Капустина или Ивана Расторгуева? Что было бы с этими героями сейчас? Были бы они олигархами, заседали бы в Думе, или давно бы бомжевали? Или она, правда о крестьянской жизни (конечно, не в бытовом смысле – здесь все ясно, а в духовном, философском и нравственном) находится где-то «между» капустиными и расторгуевыми, русскими мужиками 70—80-х годов? Сейчас, значит, просто НИГДЕ! Напомним, что в европейской философии конца ХХ-го века, категория «нигде» пострашнее категории небытия и ничто! (Отсылаем к Жаку Лакану, к Мишелю Фуко и Альберу Камю. Кстати, все они, так или иначе, находились под влиянием русских писателей и русской философии. А, психиатр и философ Жак Лакан был учеником Александра Кожева-Александра Владимировича Кожевникова, племянника Василия Васильевича Кандинского).
Ознакомительная версия.
