Ознакомительная версия.
А обед в столовой командующего ординарцы сервировали как в первоклассном ресторане: начинали с супа, потом — главное блюдо, затем — десерт. А на дижестив ординарцы на серебряных подносах подавали коньяк и сигары. Особо примечателен подарок фельдмаршала фон Рундштедта из Франции, который в форме кича прислал устрицы на льду. Манштейн отблагодарил его бочонком икры и коньяком.
Посылки отправляли специальным самолетом на расстояние «всего» 3500 километров.
После короткого отдыха мы поехали за продовольствием. Командир и экипаж 1244-го танка на попутных машинах поехали в ближайший городок Новоар-хангельск. На пункте продовольственного снабжения (такие располагались в каждом крупном населенном пункте) мы получили сухой паек. К нашей радости, мы там снова нашли солдатский санаторий и медсестер. В той обстановке сестры, как и любые женщины, воспринимались всегда симпатичными и привлекательными. Немного пробудились эротические чувства. Но встреча с сестрами была очень короткой, а без любви для молодого неопытного в этих вопросах бойца секс был немыслим. Местечко, где мы квартировали, располагалось почти в 20 километрах от городка, но по дороге было сильное движение, поэтому мы регулярно на попутных грузовиках, легковушках или мотоциклах ездили в санаторий, а вечером возвращались назад.
Так мы ездили почти четыре недели. Там, у солдатского санатория, я смог сфотографировать командующего 8-й армией генерала Вёлера, которому тоже очень понравился солдатский санаторий. Он, как и мы, солдаты, был там частым гостем. Нас, танкистов, он спросил, из какой мы части:
— Из 24-й танковой дивизии!
— Очень известное подвигами, сплоченное боевое соединение, — ответил он, а потом по-дружески беседовал с нами. Полная противоположность Шёрнеру! Тот бы сразу отправил нас в пехоту. Впрочем, я удивился, что вижу командующего в столь тревожное время в санатории, когда считалось, что наступил тяжелейший кризис в полосе группы армий «Юг», развивавшийся перед фронтом и в глубине обороны 8-й армии. До этого я думал, что командующий в такой напряженной обстановке непрерывно находится в районе боевых действий. (После войны генерал Вёлер был приговорен к восьми годам тюрьмы.)
Командующий 8-й армией генерал пехоты Вёлер в тулупе садится в свой кабриолет и выезжает из солдатского санатория в Ново-Архангельске.
Тем временем снова пошел снег. Он замел не только наш танк, но и кучу выброшенной соломы. Мы снова спали на полу, каждый день приносили новую солому, а старую выбрасывали перед хатой. Вдруг я заметил, что пропал мой фотоаппарат, который я всегда носил на шее и снимал только на время сна. В его поиски включился весь экипаж, но ничего не нашел. Мы спросили трех русских, ютившихся в пристройке. Не видели! Но чуть позже в дверь вошел русский с моим фотоаппаратом в руках. Хотя мы его не просили, он вышел искать фотоаппарат. Когда он перетряхивал перед хатой заснеженную кучу выброшенной соломы, пропажа была найдена. На радостях за его помощь я дал ему пару пачек табака.
Вдали от нашего соединения нас застала сводка Вермахта от 22 февраля 1944 года. В дополнении к ней говорилось, что 24-я танковая дивизия особо отличилась в боях. Как отличилась? Выполняя идиотский приказ, 24-я танковая дивизия успела подбить три русских танка, чтобы после этого снова маршем отправиться туда, откуда ее перебросили. При этом она буквально застряла в грязи, так что обоз и автомобили были потеряны. Так я на собственном опыте познал, как и позднее во время боев в Польше, существенное расхождение между такими сообщениями и действительностью.
В начале марта 1944 года сестры уехали из солдатского санатория в Новоархангельске. Так мы узнали о предстоящем отступлении. Покрытое грязью шоссе заполнилось отходящим транспортом отступающих вспомогательных тыловых частей и солдатами.
Наш командир танка отправил меня и еще двух членов экипажа в часть, а сам с механиком-водителем остался. Позднее им пришлось взорвать танк. Имя этого спокойного и скромного, необычайно хорошего и человечного командира было Руди (мы так и звали его по имени), фамилия — Лотце. Пекарь по профессии, он был родом из Лауэнбурга. Для нас не было лучшего командира, не из-за военных подвигов, а потому, что он знал: экипаж состоит из молодых парней, почти мальчишек, и действовал соответствующим образом. Он был очень порядочным человеком. Для нас он был героем. Он всегда сначала думал о нас, потом — о танке, от которого тоже зависела наша судьба, а потом — о себе. В атаку он вел танк сдержанно и осмотрительно, но если того требовала обстановка — то смело и решительно. Из боя он выходил первым, но был последним на заправке и получении продовольствия. Своих молодых солдат он всегда, если была возможность, отправлял для отдыха и расслабления на квартиру.
Без всякой шумихи он ввел сначала на своем танке очень полезное (скорее всего, свое) изобретение, которое избавило нас от утомительной работы.
Оно касалось слабого места гусеничных цепей. Гусеничная цепь состояла из звеньев, которые соединялись более чем 200 пальцами, вставлявшимися в проушины звеньев. С внешней стороны они закреплялись s-образным шплинтом. При езде иногда эти шплинты ломались. После этого палец мог смещаться внутрь, пока не задевал за корпус танка и не ломался. После этого остатки пальца могли в любой момент вылететь, и гусеничная цепь распадалась. Такая авария могла привести к тяжелым последствиям, танк оставался обездвиженным. Поэтому на каждой остановке экипаж первым делом должен был осматривать гусеницы. Если отсутствовали шплинты, то в соответствующие косые прорези пальцев вставляли новые и молотком забивали вышедший конец шплинта. Лотце заказал гладкую металлическую пластину в форме наклонной плоскости, которую приварили к корпусу так, чтобы она проходила сразу за внутренней стороной поддерживающих катков. Теперь без шплинта гусеница продолжала оставаться целой. Если палец перемещался внутрь, то он скользил по наклонной плоскости, перемещавшей его наружу. Позже я увидел такие устройства на русском танке Т-34.
Этот известный вахмистр погиб в тяжелых боях, которые 24-я танковая дивизия вела под Яссами, когда его танк подбила тяжелая противотанковая пушка. При этом ему удалось уйти в тыл. Тогда во время короткой остановки на позиции с обратной стороны высоты мне удалось с ним поговорить. Перед этим ему в лицо попало множество мелких осколков. Он не придал им значения и снова поехал вперед, в направлении Белой Руины. Во время последнего боя он был уже не моим командиром. Моим танком тогда снова командовал офицер, который в тот момент тоже должен был вылезать и пересаживаться на другой танк из-за того, что у нашего снова отказал двигатель. Тот офицер тоже вскоре погиб, пока мой танк полдня дожидался нового двигателя в тылу.
Ознакомительная версия.
