Другая страсть Николая Михайловича – бабочки. Он издал 9 томов по лепидоптерологии «Memoires sur les Lepidopteres». Переданная им Зоологическому музею Академии наук коллекция насчитывала более 100 тысяч особей. В его честь названы 10 видов бабочек. Даже ворота его дворца в Боржоме украшала бабочка из кованого железа.
Если бы Николай Михайлович ограничился изысканиями в области истории и чешуйчатокрылых, ему бы цены не было. Но по характеру Бимбо (семейное прозвище великого князя) был «прожженным интриганом»[133]. «Свободное от занятий по истории время он употреблял на сеяние розни между людьми» и «радовался всегда, когда ему удавалось поссорить старых друзей или супружескую чету»[134].
К сожалению, свободного времени у великого князя хватало. Его личная жизнь не задалась. В молодости он влюбился в принцессу Викторию Баденскую, но она приходилась ему двоюродной сестрой. В православии такие браки не разрешались. Долгие годы у него был роман с княгиней Еленой Барятинской, женой адъютанта его отца. Но – опять же – до свадьбы дело не дошло.
Нина Берберова утверждает, что Николай Михайлович был гомосексуалистом и даже состоял в связи со своим двоюродным племянником Дмитрием Павловичем. Шведский историк Стаффан Скотт поинтересовался, откуда она это взяла. Берберова сказала, что в то время этот факт был «известен всем»[135]. Поскольку Нина Николаевна могла общаться разве что с великокняжеской прислугой, скажем так: ходили слухи.
Николай Михайлович подолгу жил во Франции, где работал в архивах. Глядя на него, французы недоумевали. Они привыкли, что русский великий князь – это завсегдатай Ривьеры, театров, опер и лучших ресторанов. Николай Михайлович всегда останавливался в скромной гостинице, а время проводил в Сорбонне или в Палате депутатов. Третья республика была его политическим идеалом. Для России, правда, он предпочитал конституционную монархию.
Если во Франции великий князь мог вести себя как угодно, то в России его демократические мысли и привычки далеко не всегда находили понимание. Как-то раз Александр III посадил Бимбо под арест, когда увидел, что тот проезжал мимо Аничкова дворца на открытом извозчике в расстегнутой шинели и с сигарой во рту.
За радикальные политические взгляды и напускной демократизм сослуживцы прозвали молодого великого князя Николаем Эгалите. В честь герцога Орлеанского, который во время революции назвался Филиппом Эгалите (Равенство), был избран в Конвент и голосовал за казнь своего родственника Людовика XVI. Николай Михайлович гордился этим прозвищем. Поразительно, как умный, казалось бы, человек, специалист по истории Французской революции упорно подражал герцогу Орлеанскому. Они и закончили примерно одинаково: Филиппу отрубили голову, а Николая расстреляли во дворе Петропавловской крепости.
К родственникам он относился с нескрываемым презрением и очень переживал, что вокруг них «ни одного даровитого советника». Даровитым, но неоцененным советником великий князь, разумеется, считал себя. Собственно, и герцог Орлеанский стал оппозиционером после того, как его обошли с назначением на высокий пост. Александр Михайлович полагал, что его брат был бы идеальным послом в какой-нибудь великой державе. В той же Франции. Тут он, безусловно, ошибался. Кем-кем, а дипломатом Бимбо не мог быть ни при каких обстоятельствах. Он – страшный болтун. Его даже не хотели переводить в Кавалергардский полк, поскольку уже в молодые годы он имел «упроченную репутацию сплетника»[136]. Николай Михайлович и сам признавал: «язык мой без костей»[137].
Он был кумиром элитного петербургского Яхт-клуба, где болтал и про «подлую душонку» Николая II, и про «дармштадтскую Мессалину» Александру Федоровну. Если Филипп Эгалите пережил Людовика XVI на девять с половиной месяцев, то Николаю Михайловичу повезло еще меньше – его казнят через полгода после Николая II и Александры Федоровны.
Второго брата – Михаила Михайловича – называли Миш-Миш. Иногда еще более ласково – Миша-дурачок. В 30 лет он заключил морганатический брак, после чего всю оставшуюся жизнь прожил за границей. Учитывая, что трех Михайловичей расстреляли во время красного террора, не такой уж, выходит, и дурачок.
Георгий Михайлович (по-семейному – Гога, на кавказский манер) также «не имел в семье никакого авторитета»[138]. Александр Михайлович вообще дает брату уничижительную характеристику: он, дескать, «утратил индивидуальные черты характера и находил удовлетворение от жизни в атмосфере манежа, лошадей и кавалерийских офицеров»[139]. Тут явно какие-то личные счеты. Гога не был яркой личностью и не обладал сильным характером, но интересовался далеко не только манежем и лошадьми. Он прекрасно рисовал и управлял Русским музеем императора Александра III (сейчас – Государственный Русский музей) с момента его создания.
Кроме того, Георгий – выдающийся нумизмат, автор 15-томного (!) труда «Корпуса русских монет XVIII–XIX веков». Свою бесценную во всех смыслах коллекцию монет он подарил Русскому музею. Кстати, после революции, когда ее перевозили из Петрограда в Москву, основная часть куда-то пропала. Наиболее ценные экспонаты потом появлялись на международных аукционах.
Скромный и неамбициозный Георгий Михайлович находился в прекрасных отношениях с Николаем II, но никаким влиянием не пользовался. Во время войны Георгий ездил по фронтам и раздавал «одноименные» георгиевские кресты.
Если хочешь войти в историю – напиши воспоминания. Александр Михайлович не просто написал – он сделал это талантливо. Его мемуары за последние 20 лет многократно переиздавались, а уж цитировались и вовсе бессчетное число раз. Историки, а вместе с ними и простые читатели зачастую смотрят на события и людей того времени глазами Александра Михайловича. Со своей стороны я тоже всячески рекомендую эту книгу, но советую помнить: это всего лишь субъективная, очень личная точка зрения.
Сандро (опять же – дань кавказскому патриотизму) – многолетний друг Николая II. И не просто друг – он муж любимой сестры царя Ксении, своей двоюродной племянницы. Это был первый случай, когда великий князь взял в жену девушку из семейства Романовых. Кстати, их дочь Ирина выйдет замуж за Феликса Юсупова, убийцу Распутина. Правда, к этому времени Сандро и Ксения лишь формально числятся мужем и женой. В 1906 году Александр Михайлович закрутил роман с некоей Марией Ивановной. И даже предлагал ей бросить все и махнуть на Фиджи. Мария Ивановна благоразумно отказалась. Сандро не нашел ничего лучше, как рассказать обо всем жене. Они решили – ради детей – по-прежнему жить вместе и делать вид, что ничего не случилось. Впрочем, Ксения не долго горевала и нашла себе любовника-англичанина. Характерно, что в воспоминаниях Александр Михайлович об этой стороне своей жизни скромно умалчивает.
