Ознакомительная версия.
После десятидневных хлопот, в которых нам очень помогло знание немецкого языка, мы получили дозволение выехать в Россию через Швецию, но без отца; к досаде немцев примешивалось опасение, что он может занять на родине важный военный пост. Отец, которого мы часто навещали в тюрьме (не могу не отметить – безукоризненной в отношении чистоты и комфорта), предложил нам ехать без него. Он не хотел, чтобы полученное нами разрешение было аннулировано, ведь получить его вновь было бы еще труднее.
Более всего в получении разрешения нам помогла принцесса Елизавета, сестра императора Вильгельма, очень хорошо знавшая мою семью. Это была та самая принцесса, что пятнадцать лет спустя поразила все дворы и мир своим поздним браком с молодым Зубковым. Мне кажется небезынтересным добавить, что это была очаровательная особа, симпатичная, умная, но довольно взбалмошная. Она всегда отличалась волей, независимостью и откровенностью. Такое поведение не способствовало увеличению числа ее друзей. Она от этого не страдала и не проявляла никаких признаков психического расстройства. Тем, кто стал бы говорить, что они появились у нее позднее, было бы легко и логично ответить, что пережитые принцессой испытания вполне могли повредить ее психике.
Проехав через Швецию, мы – матушка и мы с сестрой – прибыли в Стокгольм, чтобы сесть на пароход в Финляндию. Переезд считался в то время рискованным: Балтийское море кишело минами. В десять часов вечера судно остановилось: капитан боялся подвергать своих пассажиров рискам ночного плавания и предпочитал дождаться рассвета.
Наконец мы приехали домой, но уже не в Петербург, а в Петроград[18]. Как мы узнали, объявление войны вызвало в столице большой подъем патриотизма. Вызванное этим чувством движение, стершее старые обиды, объединившее партии, примирившее простой народ и аристократию, запрудило Дворцовую площадь и вызвало императора и императрицу на балкон Зимнего дворца, после чего все собравшиеся, плача, упали на колени. Великий князь Николай Николаевич, главнокомандующий армиями и дядя императора, успешно руководил боевыми действиями. Чтобы не повторять ошибок Русско-японской войны, императорская гвардия с самого начала войны принимала участие в боях. Ее потери погрузили аристократию в траур. Даже императорская фамилия заплатила этот печальный долг: на войне погиб обаятельный князь Олег, сын великого князя Константина Константиновича. Толпа чувствовала, что государи стали ближе к ней.
Через полгода из Германии вернулся мой отец. Его обменяли на старого князя Радзивилла[19]. С этого времени мы были лучше информированы о ходе войны благодаря сведениям, получаемым отцом.
Так, мы получили точную информацию о первых крупных потерях русской армии. Катастрофа произошла в Мазурских болотах и стоила нам шестидесяти тысяч человек; вся страна испытала боль от этой беды, которая, вследствие своих невероятных обстоятельств, вызвала начало морального разрыва между народом и императорской фамилией. Вот суть происшедшего: армия под командованием генерала Самсонова, действуя в соответствии с приказами великого князя Николая Николаевича, начала наступление в районе Мазурских болот, известном своей обширностью и сложностью местности. Офицеры, выполняя приказ командования и не зная района, даже подумать не могли, что их загонят в непроходимые топи. Они выдвинули свои части далеко вперед, и шестьдесят тысяч человек увязли в болотах. Известно, что, когда в германском Генеральном штабе узнали о происшедшем, там отказывались поверить в возможность подобной роковой ошибки противника. В России же возникли трудности, кого считать (во всяком случае, официально) виновником трагедии: генерала, вся служба которого не позволяла заподозрить его в подобном легкомыслии, или великого князя, чьи компетентность, мудрость и патриотизм нельзя было поставить под сомнение? Ходили слухи, что Самсонов самовольно пустился в эту смертельную авантюру. В кругах, в которых вращался мой отец, в этом сильно сомневались. Но очевидно, что виновным мог быть либо генерал, либо великий князь.
Эта трагедия и порожденные ею слухи, количество жертв в данной отвлекающей операции, предпринятой с целью облегчить положение Франции в момент битвы на Марне, разговоры об отсутствии в армии порядка и о нехватке боеприпасов, вид раненых, списки погибших – все это нанесло сильный удар по патриотическому чувству во всех слоях общества.
Окончательно разрушил это чувство Распутин.
Пока был жив Столыпин, влияние императрицы на государя было слабым, а следовательно, Николай II был избавлен и от влияния Распутина; с другой стороны, никто еще не просил милостей бывшего конокрада, чья роль ограничивалась манипуляциями вокруг несчастного цесаревича.
Но к 1912 году, все более и более одержимая состоянием здоровья больного сына и состоянием империи, которая должна была ему однажды достаться, царица занялась политикой. С этого времени она стала внимательно прислушиваться к советам Вырубовой и с благоговением – к советам Распутина. Полученные советы она передавала мужу, который, лишившись со смертью Столыпина опоры, все более опирался на свою жену; в конце концов он разрешил, а затем и смирился с присутствием возле нее Распутина. Но советы развратника еще подвергались сомнениям. Когда Распутин видел, что его мнение отвергнуто, он менял поведение, принимал просветленный вид и начинал пророчествовать: без его советов империя рухнет. Возмущенные (в ту пору) государь и государыня просили его больше не появляться перед ними. Распутин уходил, объявляя всем: «Вот увидите, Господь, дабы показать мою правоту, нашлет на наследника болезнь». Действительно, на следующий день целителя срочно требовали во дворец; за ним посылали императорский автомобиль, потому что у цесаревича случался приступ, который никто не мог прекратить. Распутин соглашался вернуться, подходил к ребенку, клал на него руки, и боль уходила.
И тогда государь и государыня уступали, не только подчиняясь шантажу, не только ради облегчения болезни, а со временем, возможно, и окончательного излечения их сына, но и видя в случившемся новое доказательство того, что Распутин есть посланец Божий, и тем самым склоняясь перед Божественной волей.
Однако в 1915 году Святейший синод возглавил Самарин, человек энергичный и просвещенный, которому удалось убедить государя и государыню удалить Распутина. Они его удалили. Осуществилась единодушная мечта всех классов общества. Но облегчение было недолгим. Вновь резко обострилась болезнь цесаревича. Императрица некоторое время боролась сама с собой, потом, прислушавшись к советам Вырубовой, призвала Распутина.
Ознакомительная версия.
