Но вот ещё один документ, интересный тем, что он датирован 8 января. Это — подписанный товарищем министра внутренних дел генералом Рыдзевским ордер № 182 следующего содержания: «Секретно. Петербургскому градоначальнику. Препровождая при сём отношение на имя коменданта крепости от 8 января за № 181, имею честь просить Ваше превосходительство не отказать в распоряжении о личном задержании священника Георгия Гапона и о препровождении его для содержания под стражей в С.-Петербургскую крепость».
Это означает, что охранка ещё накануне и даже раньше знала, что у неё есть повод для ареста Гапона. Запомним это.
В донесении начальника Петербургского жандармского управления от 10 января говорится, что Гапон 9 января «ни убит, ни ранен не был, а упал после выстрела, притворился убитым, тотчас же был подхвачен и унесён соумышленниками».
А вот документ, потом не имевший широкой публикации, но представляющий большой интерес…
В архиве министерства внутренних дел России хранился доклад директора департамента полиции Лопухина царю о событиях 9 января. На первых его страницах, где излагается предыстория гапоновского «Собрания русских фабрично-заводских рабочих Санкт-Петербурга», имеется собственноручная правка Лопухина, которая представляет самостоятельный интерес, так как по ней можно понять, в каком сложном положении находился автор доклада и как он пытался из него выкрутиться, помня, что его доклад — это ответ на требование царя дать ему исчерпывающую справку о событиях того дня.
Главная трудность и опасность для Лопухина заключалась в том, что совсем недавно его коллега по департаменту полиции Зубатов по повелению царя получил позорную отставку и был выслан из столицы как раз за то, что его люди в созданных им так называемых «легальных рабочих организациях» допустили в своей работе грубейшие ошибки и объективно стали соучастниками возбуждения всеобщих забастовок в Одессе и других городах. Читая его правку, ясно видишь, что вся она подчинена одной цели — убедить царя, что петербургские события по своей природе не имеют ничего общего с теми, зубатовскими, и что полиция к ним абсолютно непричастна.
Давайте познакомимся с докладом хотя бы вкратце.
В конце 1903 года, говорится в нём, среди рабочих некоторых санкт-петербургских фабрик и заводов возникла мысль об образовании особого общества фабричных и заводских рабочих. (Обратите внимание: мысль о создании общества возникла у самих рабочих и будто в помине не было Зубатова — главного идеолога и организатора подобных обществ. Ну а если царь сам вспомнит об этом, он неизбежно же вспомнит и о том, что Зубатов уже получил спорна, а Лопухин тут ни при чём.)
Дальше в докладе сообщается, что «ближайшее участие в организации этого общества принял б. священник петербургской пересыльной тюрьмы, кандидат богословия Георгий Гапон, по ходатайству которого с. — петербургским градоначальником генерал-адъютантом Клейгельсом было первоначально разрешено рабочим устраивать собрания для обсуждения их нужд, а также задач проектированного общества. Вступивший в начале зимы 1904 года в должность с. — петербургского градоначальника генерал-адъютант Фулон поддержал начинания рабочих и представил министру об утверждении выработанного ими проекта устава «Собрания русских фабрично-заводских рабочих Петербурга», каковой устав получил утверждение 15 февраля 1904 года». (Здесь важно заметить, как Лопухин пристегнул к созданию Собрания двух градоначальников столицы и министра внутренних дел: вон-де сколько и какие, лично известные царю, сановники принимали в том участие, и рядом с ними он, Лопухин, со своим департаментом — лишь мелкая сошка, только исполнитель сановной воли.) Но дальше Лопухин с помощью тщательной правки вышивает новый узор — ему же надо немедля оправдать в глазах царя упомянутых сановников. Для этого необходимо убедить государя, что поддержанное ими гапоновское общество не таило в себе ничего такого, что давало бы повод отнестись к нему отрицательно.
«Собрание это, — пишет Лопухин, — имело целью предоставить своим членам возможность разумно и трезво проводить свободное от работы время, а также распространять среди рабочего населения на началах русского национального самосознания просвещение и способствовать улучшению условий труда и жизни рабочих. Для достижения этих целей обществу было предоставлено устраивать еженедельные собрания для обсуждения нужд своих членов, образовывать в своей среде светские и духовные хоры, устраивать концерты и семейно-вокальные и литературные вечера, учреждать разного рода просветительные предприятия… образовывать различные благотворительные и коммерческие предприятия… Действительными членами Собрания могли быть только русские рабочие обоего пола, русского же происхождения и христианского вероисповедания».
Далее Лопухин после столь радужного изложения замысла общества, не помня, однако, что через несколько строк радуга погаснет, делает хитрейший «ход конём». Представьте, царь читает следующее:
«В день официального открытия деятельности Собрания учредитель такового — вышеуказанный священник Гапон и члены Собрания, с глубокой признательностью оценивая благожелательность правительства по отношению к рабочим, выразившуюся в учреждении Собрания, просили бывшего министра внутренних дел (а он уже полгода как убит террористами — поди с него взыщи! — В. А.) повергнуть к стопам Его Императорского Величества их верноподданнические чувства любви и преданности и по всеподданнейшему докладу об этом статс-секретаря Плеве 20 мая 1904 года были удостоены Высочайшей благодарности».
Вот так элегантно и в возвышенном стиле, привязав к созданию общества самого царя, Лопухин приступает к объяснению того, как же всё-таки все проглядели опасность. И снова надо отдать должное его изворотливому уму и хитрости. Читаем: «Относительно деятельности его (общества. — В. А.) с. — петербургский градоначальник неоднократно свидетельствовал министру, что собрание строго держится намеченных его уставом задач и является твёрдым оплотом против проникновения в рабочую среду превратных социалистических учений. При наличности такого удостоверения министерство (внутренних дел. — В. А.) не имело никакого основания ожидать возможности какого-либо внезапного появления в обществе стремления расширить круг своей деятельности, тем более что сведения о ней градоначальник черпал не только из докладов подчинённого ему охранного отделения, но и из личных бесед со священником Гапоном, который являлся к нему о докладами. В дальнейшем своём развития Собрание пользовалось таким успехом, что в течение 1904 года открыло в разных частях столицы одиннадцать отделов».
